<span>Крепко не полюбилось ему сначала его новое житье. С детства привык он к полевым работам, к деревенскому быту. Отчужденный несчастьем своим от сообщества людей, он вырос немой и могучий, как дерево растет на плодородной земле... Переселенный в город, он не понимал, что́ с ним такое деется, — скучал и недоумевал, как недоумевает молодой, здоровый бык, которого только что взяли с нивы, где сочная трава росла ему по брюхо, — взяли, поставили на вагон железной дороги — и вот, обдавая его тучное тело то дымом с искрами, то волнистым паром, мчат его теперь, мчат со стуком и визгом, а куда мчат — бог весть! Занятия Герасима по новой его должности казались ему шуткой после тяжких крестьянских работ; в полчаса всё у него было готово, и он опять то останавливался посреди двора и глядел, разинув рот, на всех проходящих, как бы желая добиться от них решения загадочного своего положения, то вдруг уходил куда-нибудь в уголок и, далеко швырнув метлу и лопату, бросался на землю лицом и целые часы лежал на груди неподвижно, как пойманный зверь. Но ко всему привыкает человек, и Герасим привык наконец к городскому житью. Дела у него было немного; вся обязанность его состояла в том, чтобы двор содержать в чистоте, два раза в день привезти бочку с водой, натаскать и наколоть дров для кухни и дома, да чужих не пускать и по ночам караулить. И надо сказать, усердно исполнял он свою обязанность: на дворе у него никогда ни щенок не валялось, ни сору; застрянет ли в грязную пору где-нибудь с бочкой отданная под его начальство разбитая кляча-водовозка, он только двинет плечом — и не только телегу, самое лошадь спихнет с места; дрова ли примется он колоть, топор так и звенит у него, как стекло, и летят во все стороны осколки и поленья; а что насчет чужих, так после того, как он однажды ночью, поймав двух воров, стукнул их друг о дружку лбами, да так стукнул, что хоть в полицию их потом не води, все в околотке очень стали уважать его; даже днем проходившие, вовсе уже не мошенники, а просто незнакомые люди при виде грозного дворника отмахивались и кричали на него, как будто он мог слышать их крики. Со всей остальной челядью Герасим находился в отношениях не то чтобы приятельских — они его побаивались, — а коротких: он считал их за своих. Они с ним объяснялись знаками, и он их понимал, в точности исполнял все приказания, но права свои тоже знал, и уже никто не смел садиться на его место в застолице. Вообще Герасим был нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться, — а то беда! Увидит, тотчас схватит за ноги, повертит раз десять на воздухе колесом и бросит врозь. На дворе у барыни водились тоже гуси; но гусь, известно, птица важная и рассудительная; Герасим чувствовал к ним уважение, ходил за ними и кормил их; он сам смахивал на степенного гусака. Ему отвели над кухней каморку; он устроил ее себе сам, по своему вкусу, соорудил в ней кровать из дубовых досок на четырех чурбанах, — истинно богатырскую кровать; сто пудов можно было положить на нее — не погнулась бы; под кроватью находился дюжий сундук; в уголку стоял столик такого же крепкого свойства, а возле столика — стул на трех ножках, да такой прочный и приземистый, что сам Герасим, бывало, поднимет его, уронит и ухмыльнется. Каморка запиралась на замок, напоминавший своим видом калач, только черный; ключ от этого замка Герасим всегда носил с собой на пояске. Он не любил, чтобы к нему ходили.</span>
Монастырь Троице-Сергиева Лавра - самый почитаемый монастырь России. Именно там хранится самый большой колокол, который до сих пор звонит. Он больше Царя-Колокола.
У Пушкина: Глаголом жги сердца людей! сим... И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился... И он к устам моим приник, И вырвал грешный мой язык, И празднословный И лукавый... И уголь, пылающий огнем... Как труп в пустыне я лежал. <span>у лермонтова затрудняюсь в ответе</span>
Возвращаясь
домой, князь Андрей мечтает начать новую жизнь уже не с "маленькой
княжной", а с женщиной, с которой надеется создать семью. Но возвращение
Андрея Болконского домой не было радостным. Рождение ребенка и одновременно
смерть жены, перед которой он чувствовал свою нравственную вину, углубили его
духовный кризис. Болконский безвыездно живет в деревне, занимаясь воспитанием
сына Николеньки. Ему кажется, что жизнь его уже кончена. Но Пьера,
встретившегося со своим другом, поразила происшедшая в нем перемена. Слава как
цель жизни была ложна. Андрей Болконский убедился в этом на собственном опыте.
То, чего ему недоставало, открывается в споре с Пьером, вернувшим князя Андрея
к жизни.
«Я живу и в
этом не виноват, стало быть, надо как-нибудь лучше, никому не мешая, дожить до
смерти», — говорит князь Андрей. «Надо жить, надо любить, надо верить», —
убеждает его Пьер. Он убеждал своего друга, что нельзя жить только для себя.
Князь Андрей жил ради похвалы других, а не ради других как он говорит. Позже
они перешли от первоначального спорного вопроса к другим предметам. В процессе
обсуждения герои пришли к согласию в одном пункте: делать добро людям можно
только при условии существования Бога и вечной жизни. «Ежели есть Бог и есть
будущая жизнь то, есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека
состоит в том, чтобы стремиться к достижению их». На страстную речь Пьера князь
ответил не отрицанием, а словами сомнения и надежды: «Да, коли бы это так
было!».
В конце
концов, в споре князь Андрей, кажется, вышел победителем. На словах он являл
свой скепсис и неверие, а на деле в тот момент переживал иное: веру и потому
радость. Пьер не переубедил своего друга, тот не узнал от него что-либо новое,
неизвестное ранее. Пьер пробудил в душе князя Андрея то, что было в ней. Князь
Андрей оспаривает мысль Пьера о необходимости приносить людям добро, но то, что
служит ей основанием — вечную жизнь Бога он ставит под сомнение, но не
отрицает. Под влиянием Пьера началось духовное возрождение князя Андрея.
После
поездки в свои рязанские поместья «князь Андрей решился ехать в Петербург и
придумал разные причины этого решения. Целый ряд разумных логических доводов,
почему ему необходимо ехать в Петербург и даже служить ежеминутно был готов к
его услугам». Сначала решил ехать, а потом придумал причины. За это время князь
Андрей сделал многое. Он исполнил «все те предприятия по имениям, которые
затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата». Князь Андрей решил
ехать в Петербург, чтобы принять деятельное участие в преобразованиях, которые
намечались в начале царствования Александра I.
<span>Но автор
сообщает о реформах Болконского между делом, уделяя им всего несколько строк.
Зато подробно рассказывает о поездке князя Андрея в Отрадное — имение Ростовых.
Здесь у героя формируется новое понимание жизни.</span>