<span>Когда-то Дубровский и Троекуров были закадычными друзья и
бывшими товарищем, но по вине Троекурова они крупно поссорились и Троекуров,
используя подкуп судей, становится хозяином дома Дубровских. Младший
Дубровский горячо переживает позор отца и не допускает того, чтобы его враг
стал проживать в их доме, он сжигает дом, уходит в лес и становится
разбойником. Желая отомстить заклятому врагу их семьи, Дубровский подкупает
учителя-француза Дефоржа и под его видом проникает в дом к Троекуровым. Так случилось,
что он влюбляется в дочь Троекурова, и Машенька отвечает ему взаимностью.
НоТроекуров выдает свою семнадцатилетнюю дочь замуж за старого князя. Конечно,
Дубровский пытается препятствовать этому неравному браку, получив согласие
Маши, но …опоздал. В день свадьбы люди Дубровского окружают карету князя для
того, чтобы освободить Машу, но она отказывает Дубровскому, потому что дала
клятву верности князю. После этого Дубровский распускает свою банду и уезжает
за границу.</span>
Однажды я шёл по зимней тропинке в лесу.В лесу было очень красиво и скрипел белоснежный снег.
Когда я шёл то меня догнал мой лутший друг с друзьями,они прыгнули на снег и на снегу они стали делать белоснежных ангелов,а я кним прыгнул.И получилась маленькая семья ангелов.
Потом друзья начили кидатся снегом,делать ледяные крепости.Это было очень весело.Когда уже наченало темнеть мы все мокрые разошлись по домам.Дома было очень тепло,на окнах были красивые заморозки и маленькие снежинки.
На следуйщий день я увидел под ёлкой подарок,тяжёлый подарок,а в подарке были красивые красно-зелёные санки.Когда я вышел на улицу то во дворе мои друзья тоже котались на новых санках.У всех санки были разных цветов и ресунков.Оказывается мы на новый год все попрасили одинаковы подарок.Я с друзьями котался на санках до обеда и мы все устали.Для меня это был самый лутший новый год в моей жизни!
Мой Пушкин
Начинается как глава настольного романа всех наших бабушек и матерей — “Jane Eyre” — Тайна красной комнаты.
В красной комнате был тайный шкаф.
Но до тайного шкафа было другое, была картина в спальне матери — “Дуэль”.
Снег, черные прутья деревец, двое черных людей проводят третьего, под мышки, к саням — а еще один, другой, спиной отходит. Уводимый — Пушкин, отходящий — Дантес. Дантес вызвал Пушкина на дуэль, то есть заманил его на снег и там, между черных безлистных деревец, убил.
Первое, что я узнала о Пушкине, это — что его убили. Потом я узнала, что Пушкин — поэт, а Дантес — француз. Дантес возненавидел Пушкина, потому что сам не мог писать стихи, и вызвал его на дуэль, то есть заманил на снег и там убил его из пистолета в живот. Так я трех лет твердо узнала, что у поэта есть живот, и, — вспоминаю всех поэтов, с которыми когда-либо встречалась, — об этом животе поэта, который так часто не-сыт и в который Пушкин был убит, пеклась не меньше, чем о его душе. С пушкинской дуэли во мне началась сестра. Больше скажу — в слове живот для меня что-то священное, — даже простое “болит живот” меня заливает волной содрогающегося сочувствия, исключающего всякий юмор. Нас этим выстрелом всех в живот ранили.
О Гончаровой не упоминалось вовсе, и я о ней узнала только взрослой. Жизнь спустя горячо приветствую такое умолчание матери. Мещанская трагедия обретала величие мифа. Да, по существу, третьего в этой дуэли не было. Было двое: любой и один. То есть вечные действующие лица пушкинской лирики: поэт и чернь. Чернь, на этот раз в мундире кавалергарда, убила — поэта. А Гончарова, как и Николай I, — всегда найдется.
— Нет, нет, нет, ты только представь себе! — говорила мать, совершенно не представляя себе этого ты. — Смертельно раненный, в снегу, а не отказался от выстрела! Прицелился, попал и еще сам себе сказал: браво! — тоном такого восхищения, каким ей, христианке, естественно бы: “Смертельно раненный, в крови, а простил врагу!” Отшвырнул пистолет, протянул руку, — этим, со всеми нами, явно возвращая Пушкина в его родную Африку мести и страсти и не подозревая, какой урок — если не мести, так страсти — на всю жизнь дает четырехлетней, еле грамотной мне.
Черная с белым, без единого цветного пятна, материнская спальня, черное с белым окно: снег и прутья тех деревец, черная и белая картина “Дуэль”, где на белизне снега совершается черное дело: вечное черное дело убийства поэта — чернью.
Пушкин был мой первый поэт, и моего первого поэта — убили.
С тех пор, да, с тех пор, как Пушкина на моих глазах на картине Наумова — убили, ежедневно, ежечасно, непрерывно убивали всё мое младенчество, детство, юность, — я поделила мир на поэта — и всех и выбрала — поэта, в подзащитные выбрала поэта: защищать — поэта — от всех, как бы эти все ни одевались и ни назывались.
Три таких картины были в нашем трехпрудном доме: в столовой — “Явление Христа народу”, с никогда не разрешенной загадкой совсем маленького и непонятно-близкого, совсем близкого и непонятно-маленького Христа; вторая, над нотной этажеркой в зале — “Татары” — татары в белых балахонах, в каменном доме без окон, между белых столбов убивающие главного татарина (“Убийство Цезаря”) и — в спальне матери — “Дуэль”. Два убийства и одно явление. И все три были страшные, непонятные, угрожающие, и крещение с никогда не виденными черными кудрявыми орлоносыми голыми людьми и детьми, так заполнившими реку, что капли воды не осталось, было не менее страшное тех двух, — и все они отлично готовили ребенка к предназначенному ему страшному веку.<span />
Довольно часто "Кавказ" Бунина сравнивают с "Кустом сирени" Куприна. Куприн написал милый и добрый рассказ, из тех, что принято называть "святочными", о великой силе любви, спасающей даже в безнадёжной ситуации.
У Бунина любовь другая - безрассудная, жестокая, убивающая.. . Но тоже Любовь.
Здесь нет противопоставления. Два великих русских писателя анализируют разные лики Любви, причём, делают это талантливо.
<span>Одно пожелание. Не читайте "Кавказ" в отрыве от остальных рассказов цикла "Тёмные аллеи". Хотя каждый из них самостоятелен, но незримой пуповиной они прочно связаны друг с другом. </span>