В наше время увлечься может читающий.Если не любит читать, то хоть Робинзон Крузо, хоть Гарри Поттер-все не интересно.Легче же фильм посмотреть.Плюс еще мнение родителей и их способность привить ребенку тягу к чтению.Возможно, романтик, мечтатель, тот, кому интересно путешествовать и переживать вместе с героем.Не важно чем увлекается и как учится ребенок.Ведь, никто,кроме его родителей, не знает настоящего ребенка.В школе все по-другому ведут себя.У нас в классе,например, троечник есть.Ну, все привыкли его глупым считать.А мы когда ездили на елку, в автобусе случайно заговорили про греческих богов.Оказывается наш троечник знает ОООООЧЕНЬ много по греческой мифологии...
Вот и делайте выводы называется.Главное-тяга к чтению, я считаю.
В отличие от многих романтиков, у которых фантастическое и реальное
резко разделены и существуют сами по себе, у Гоголя фантастика тесно
переплетается с реальностью и служит средством комического или
сатирического изображения героев, она основана на народной стихии. Его
Солоха («Ночь перед Рождеством») разъезжает на помеле, заигрывает с
чертом, с дьячком. Она и ведьма, и в то же время бойкая и ловкая
деревенская баба, которой завидуют другие женщины. Солоха показана
Гоголем с лукавой насмешливостью, благодаря чему фантастика
воспринимается как условный гротеск, юмор, переключается в бытовой,
сатирический план. Пожилая Солоха, которой следовало бы, стоять в храме
“у самого входа”, “надевши яркую плахту” и “синюю юбку, на которой сзади
нашиты были золотые усы”, становится впереди всех - “прямо близ правого
крылоса”, так что дьяк “закашливался и прищуривал невольно в ту сторону
глаза...” (“из читаемой им книги”, - добавлял Гоголь в черновой
редакции...). В самый раз прельщенному дьяку было бы прочесть в это
время в богослужебной книге такие строки: “Рассеянный мой ум собери,
Господи...” (Триодь Цветная).
Солоха лицемерна, но красива и
обаятельна (баба - ягодка опять), иначе Бес не обвинял ее в отсутствии
страсти. И безусловно в Бога верит как-бы понарошку, иначе не устраивала
посиделки в самый строгий пост - Рождественский сочельник.
Остап и Андрий, сыновья Тараса Бульбы, - первые герои повести, с которыми знакомит нас автор. В двенадцатилетнем возрасте они были отданы в Киевскую академию, потому что все почетные сановники того времени считали необходимостью дать воспитание своим детям.
Старший, Остап, с детских лет отличался "тяжелым и сильным характером". Свою учебу он начал с того, что в первый же год сбежал. Его возвратили, высекли и снова "засадили за книгу". Учеба казалась ему скучной, и поначалу он никак не мог принудить себя заниматься. Только торжественное обещание отца, что Остап "не увидит Запорожья вовеки, если не выучится в академии всем наукам", заставило его "с необыкновенным старанием сидеть за скучной книгою и скоро он стал наряду с лучшими". Несмотря на это Остап "никак не избавлялся от неумолимых розг". И это, конечно, наложило свой отпечаток, ожесточило его характер и "сообщило ему некоторую твердость, всегда отличавшую Козаков".
Остап считался всегда одним из лучших товарищей. Он редко "предводительствовал другими в дерзких предприятиях", но зато он был всегда одним из первых, "приходивших под знамена предприимчивого бурсака, и никогда, ни в каком случае, не выдавал своих товарищей". Он был прямодушен с равными и имел доброту в таком виде, "в каком она могла только существовать при таком характере и в тогдашнее время". Остап никогда не просил о помиловании. Смутить его и заставить склонить голову могли только слезы матери, они "душевно трогали его".
Младший брат его, Андрий, "имел чувства несколько живее и как-то более развитые". Он охотно и без напряжения учился в бурсе, был изобретательнее своего брата. Андрий выделялся среди товарищей по бурсе своей ловкостью, силой и сметливостью, его часто выбирали предводителем "довольно опасного предприятия". Иногда "с помощию изобретательного ума своего" он даже "умел увертываться от наказания".
И вот мы видим их, окончивших Киевскую бурсу и приехавших домой. "Это были два дюжие молодца, еще смотревшие исподлобья, как недавно выпущенные семинаристы. Крепкие, здоровые лица их были покрыты первым пухом волос, которого еще не касалась бритва..." При виде их "свежести, рослости, могучей телесной красоты" отец испытывал огромную гордость, в нем вспыхивал воинский дух, и он "тешил себя заранее мыслью, как он явится с двумя сыновьями своими на Сечь ... как представит их всем старым, закаленным в битвах товарищам; как поглядит на первые подвиги их в ратной науке", потому что "нет лучшей науки для молодого человека, как Запорожская Сечь".
И Остап и Андрий, попав на Сечь, очень скоро стали выделяться "между другими молодыми прямою удалью и удачливостью во всем". И вскоре им представилась возможность проверить себя в настоящем деле: запорожцы собрались в боевой поход, "прямо на Польшу, отмстить за все зло и посрамленье веры и козацкой славеры и козацкой славы...". "В один месяц возмужали и совершенно переродились только что оперившиеся птенцы и стали мужами". Черты лиц их утратили юношескую мягкость, "стали теперь грозны и сильны". А старому Тарасу "любо было видеть, как оба сына его были одни из первых".
"Андрий весь погрузился в очаровательную музыку пуль и мечей". Он не знал, что значит заранее обдумывать, или рассчитывать, или измерять свои и чужие силы. И не раз дивился отец, наблюдая, как его младший сын, руководствуясь одним только "запальчивым увлечением", совершал поступки, на которые никогда не отважился бы хладнокровный и разумный, и "одним лишь бешеным натиском своим производил такие чудеса, которым не могли не изумляться даже бывалые казаки". Радовался отец, глядя на сына: "И это добрый - враг бы не взял его! - вояка! не Остап, а добрый, добрый также вояка!" Как и Остап, Андрий "кипел жаждою подвига, но вместе с нею душа его была доступна и другим чувствам". Еще восемнадцатилетним юношей он пылко увлекся красавицей полячкой, и вот встретил ее в осажденном городе. Искренняя, глубокая страсть, вспыхнувшая в душе его, затмила чувство долга перед своими товарищами и своей родиной. "А что мне отец, товарищи и отчизна?" - говорит он. Любовь не принесла Андрию счастья. Она отдалила его от товарищей, от отца, от отчизны, подавила в нем все другие стремления и сделала его изменником. Такое не прощают даже храбрейшему из "лыцарей козацких". Измену родине ничто не может ни оправдать, ни искупить. И Тарас Бульба не чувствует жалости к сыну-изменнику. Без колебаний казнит его, сожалея только, что пропал казак "бесславно, как подлая собака".