Лето 1831 года Жуковский и Пушкин проводили в Царском Селе. Там они
вступили в своеобразное «состязание»: кто лучше напишет сказку, подобную
народной. Об этой стороне жизни двух поэтов Гоголь, находившийся вместе
с ними, вспоминал: «Всё лето я прожил в Павловском и в Царском Селе...
Почти каждый вечер собирались мы — Жуковский, Пушкин и я. Сколько
прелестей вышло из-под пера сих мужей! У Пушкина... сказки русские
народные... у Жуковского тоже русские народные сказки... Чудное дело!
Жуковского узнать нельзя. Кажется, появился новый обширный поэт, и уже
чисто русский...» Жуковский тогда закончил «Сказку о царе Берендее» и
сказку «Спящая царевна». Пушкин написал только одну — «Сказку о царе
Салтане...». Она соответствует «Сказке о царе Берендее» Жуковского. Но,
возможно, он вернулся осенью 1833 года к мысли о соревновании и создал
«Сказку о мёртвой царевне...», которая может быть сопоставлена со
сказкой Жуковского «Спящая царевна».
Сказка Жуковского «Спящая
царевна» написана почти тем же стихом, что и пушкинские сказки «О царе
Салтане...», «О мёртвой царевне...», «О золотом петушке». Жуковский
использовал сюжеты немецкой народной сказки, которую он нашёл у братьев
Гримм, и французской, обработанной Шарлем Перро.
Сюжет сказки
Жуковского сходен с сюжетом «Сказки о мёртвой царевне...». Жуковский
стремился придать речи народный характер. В народном духе выдержан
зачин:
Жил-был добрый царь Матвей; Жил с царицею своей Он в согласье много лет; А детей всё нет как нет.
Пословицы,
поговорки, народные речения и выражения — всё вводит Жуковский в
сказку. Однако поэт не всегда выдерживает дух и язык народной речи. Мы
часто встречаем в сказке книжные, литературные выражения («Блещут розы
по кустам», «Зданье — чудо старины», «Молод цвет её ланит» и пр.).
Жуковский сделал очень важный шаг вперёд в литературной обработке сказки.
Эпитет -визуализация(акуент на цветах) серебристая река, зеленая весна, золотой рог луны ,
просто эпитеты-река серебристая, горы лесистые, звезды далекие, песни глубокие
метафора-река струится, солнце садится, земля улыбается, слушает пенси заря
В творчестве Салтыкова-Щедрина в ПОЛНОЙ мере выразились его гражданский темперамент, вера в возможность нравственно исцелить и политически преобразовать русскую жизнь. С наибольшей полнотой и силой сатирический дар Салтыкова-Щедрина раскрылся в его сказках «для детей изрядного возраста».
<span> Для Салтыкова-Щедрина первичен политический смысл художественного произведения. В этом его позиция совладает со взглядами Некрасова о назначении писателя и целях творчества. Сатирические сказки Салтыкова-Шедрина посвящены обличению социального" зла (носителями которою являются прежде всего «господа» - помещики, чиновники, купцы и прочие). Автор прибегает к сказочной фантастике, но насыщает ее «духом времени», вследствие чего традиционные сказочные персонажи предстают в новом, художественно переосмысленном облике. </span>
<span> Заяц становится «здравомыслящим» и даже «самоотверженным, волк - «бедным", баран - «непомнящим», орел - «меценатом». Социальные типажи современной Салтыкову-Шедрину эпохи воплощены в образах премудрого пескаря, карася-идеалиста, вяленой воблы. У Салтыкова-Шедрина звери, птицы и рыбы вершат суд и расправу, ведут «научные» дискуссии, проповедуют, дрожат... </span>
<span> Салтыков-Щедрин сталкивает представителей антагонистических сил, строит повествование на резких социальных контрастах. Так, в «Повести о том, как один мужи двух генералов прокормил» Писатель изображает двух крупных чиновников, всю жизнь прослуживших в регистратуре, которую потом устранили «за ненадобностью». Генералы ни на что не способны, совершенно не приспособлены к жизни - они воображают, что «булки в том виде родятся, как их утром к кофею подают», и были бы обречены па голодную смерть, если бы рядом не оказалось мужика. </span>
<span> Автор использует традиционное сказочное начало («Жили да были...»), фольклор («...но щучьему велению, по моему хотению»), сочетает простонародный язык («пенсии ихние», «зачал... действовать») с канцеляризмами («Примите уверение в совершенном моем почтении и преданности»). Действие начинается благодаря сказочной фантастике: генералы переносятся на необитаемый остров, где и обнаруживается их никчемность. Мужик рисуется как фольклорный добрый молодец, наделенный не только привлекательными человеческими чертами (трудолюбием, находчивостью, беззлобностью), но и чудесными способностями (он варит в пригоршне суп). </span>
<span> Предметом сатирического обличения в «Повести...» являются, как и в большинстве других сказок, «господа». Высмеивая генералов, автор гиперболизирует их отрицательные черты - тупость, незнание жизни, неблагодарность, склонность к пустой болтовне о «высоких» предметах (находясь па необитаемом острове, генералы важно размышляют о том, что есть Вавилонское столпотворение - исторический факт или иносказание?). В изображении героев присутствует и гротесковое начало. Оно обнаруживается в той сцене, где генералы, отчаявшись найти себе пропитание (хотя кругом полно плодов, рыбы, дичи), едва не сожрали друг друга. Едкая ирония явственно слышна уже в начале «Повести...»: «Служили генералы в какой-то регистратуре... следовательно, ничего не понимали». </span>
<span> В сказках писателя народ всегда представлен в облике страдающего от несправедливости, но в то же время единственно жизнеспособного и жизнедеятельного героя, не понимающего своих подлинных возможностей. К мужику из «Повести...» автор относится с нескрываемой симпатией, в конце сказки выражает свое сочувствие герою, рассказав о том, как генералы, вернувшись в Петербург, «денег загребли» (во время их отсутствия генералам начислялась пенсия), а мужику, спасшему их от голодной смерти, выслали «рюмку водки да пятак серебра: веселись, мужичина!» </span>
<span> Однако в том, что мужик унижен и обманут, есть и его вина: он добровольно стал прислуживать генералам и даже согласился, но их требованию, совершить абсурдное действие - свить веревку для самого себя. Автор осуждает героя, но осуждение в этом случае значительно мягче и высказано с долей сочувствующей и горькой иронии. На примере мужика, согласившегося в силу привычки на добровольное рабство (в ситуации, когда никто не мог принудить его к этому), сатирик убеждает читателя в бессмысленности и недопустимости компромисса с миром «господ». </span>
<span> Смех Салтыкова-Щедрина неотделим от его понимания страданий человека, обреченного «уставиться лбом в стену и в этом положении замереть». Судьбой своих сказочных персонажей он говорит современникам, что пассивное приспособление к существующему порядку вещей ведет к нравственной деградации общества, которое нуждается в том, чтобы изменить «исстари заведенный» порядок, когда «волки с зайцев шкуру дерут, а коршуны и совы ворон ощипывают»</span>