Как-то сказок начитавшись и изрядно поднабравшись
Свет царевич наш Иван , взявши лук свой и колчан .
В чисто поле зашагал - верст так десять отмахал:
Снял тут лук с плеча крутого - стрелу вставил: всё готово.
Тетиву он натянул и,зажмурившись,стрельнул.
А потом с ума иль сдуру повторил ту процедуру
Этак два раза подряд –стрелам вслед направил взгляд
И пошёл искать их к пруду- был готов к любому чуду.
Но того , что увидал , наш Иван не ожидал…
Сколь коротка эта сказка-так же близка и развязка!
Не искал царевич броду и, зайдя по пояс в воду,
Лишь раздвинул камыши без надежды на куши.
-В камышовых тех кустах, на кувшинковых листах,
В ряд сидели три лягушки, три царевны- зеленушки.,
Три стрелы во ртах держали ,крепко-накрепко зажали.
Враз исчез хмельной туман, и подумал тут Иван:
«Ну дела !Ужель мне снится?Как же мне на них жениться?
Заругает ведь отец, вдруг с троими под венец.
Да и наш светлейший поп - чернорясый Протопоп,
Не захочет нас крестом осенить .Ну ,а потом,
Сам то как я с ними буду, коль случится диво-чудо:
В красных девок превратятся да за лаской обратятся?
Вот тогда Иван держись! Проклянёшь ты эту жизнь.
-Помню, как влюбился в няньку, как пошёл за нею в баньку,
Там она меня просила показать мужскую силу.
Так я силу показал – баньку в щепки разбросал,
Нет теперь ни баньки, ни любимой няньки:
Убежала с воем в лес, разом след её исчез.
А потом ходили толки будто няньку съели волки.
В царстве я ещё не главный, да к тому же православный.
Нафига мне три жены – в пупырышках, зелены…
Станет весь народ смеяться, коль в девиц не превратятся.
Возвращусь-ка я домой, да скорее на покой.
Видно рано мне жениться, раз я не могу решиться»
И помчался удалец восвояси, во дворец
К пруду цапли прилетели,тех лягушек скоро съели.
Тут и сказочке конец, кто прочёл-тот молодец!
Фольклёрная литература и песни ещё
ЗИМА
Жили-были в тучке точки:
Точки-дочки и сыночки –
Двадцать тысяч сыновей!
Двадцать тысяч дочерей!
Сорок тысяч белых точек –
Сыновей и точек – дочек –
Сразу за руки взялись
И на землю понеслись.
Ярким примером переплетения сатиры и юмора в одном произведении может служить рассказ «Смерть чиновника». Интересно отметить, что в этом рассказе находит своеобразное преломление традиционная для русской литературы девятнадцатого столетия тема «маленького человека». Но если, раскрывая эту тему, предшественники Чехова Пушкин, Гоголь, Достоевский и другие стремились вызвать у читателя сочувствие к своему герою, то Чехов снижает этот образ, подчеркивая, что «малость» его персонажа определяется полным отсутствием у него чувства собственного достоинства. Некий мелкий чиновник Червяков (уже говорящая фамилия указывает на отношение к нему автора) случайно чихнул в театре на лысину генералу. Тому, конечно, радости это не доставило, но он понимал, что неумышленная оплошность может произойти с любым человеком. И не придал значения случившемуся. Однако несчастный чиновник так перепугался, что стал одолевать генерала извинениями и настолько допек его, что тот выгнал назойливого посетителя. «В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего не видя, ничего не слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся… Придя машинально домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и… помер». Казалось бы, случилась трагедия. Погиб человек. Но у читателя никакого траурного настроения не возникает. И сам автор указывает на свое малосочувственное отношение к персонажу употреблением пренебрежительного словечка «помер» вместо «умер». Итак, в рассказе «Смерть чиновника» смешное и грустное неразрывно связаны друг с другом. В итоге возникает ситуация, которую принято называть трагикомической. Умение видеть смешное в грустном и грустное в смешном — одна из отличительных особенностей творческой манеры Антона Павловича Чехова.