Проблематика:
- поиски смысла жизни
- осуждение войны
- человек в экстремальных условиях
- поступки и их последствия
Главные герои сказки Р.Киплинга «Откуда у носорога шкура» — человек и носорог. Человек жил в жаркой стране у Красного моря. У него была печка, и он очень любил печь пироги в этой печке. Однажды он испек большой замечательный пирог с изюмом, сливами и другими вкусными вещами. Но только человек собрался попробовать свой пирог, как увидел идущего к нему Носорога.
Носороги в те времена еще носили гладкую шкуру в обтяжку, но уже тогда отличались скверным характером. Поэтому человек, не мешкая, взобрался на пальму, а Носорог перевернул печку, и, насадив пирог на свой рог, принялся его есть. Когда от пирога ничего не осталось, Носорог ушел. А человек затаил на него обиду и стал ждать удобного момента, чтобы отомстить.
Через пять недель наступила сильная жара, и Носорог отправился на море купаться. Свою гладкую шкуру он снял и оставил на берегу, а сам бросился в воду. Дождавшись этого момента, человек насыпал внутрь шкуры носорога хлебных крошек и принялся ждать.
Носорог вышел из воды и натянул на себя шкуру. Крошки тут же начали его колоть и царапать. Тогда носорог подошел к пальме и стал об нее тереться. Он терся так сильно, что на его гладкой шкуре появились многочисленные складки. Но крошки продолжали колоть носорога изнутри. С тех пор у всех носорогов шкура покрыта складками, а характер у них скверный, потому что под шкурой их непрерывно колют крошки.
А человек собрался и ушел жить в другие, более спокойные места.
Таково краткое содержание сказки.
Главная мысль сказки «Откуда у носорога шкура» заключается в том, что не стоит совершать плохих поступков в отношении других людей, потому что обиженный человек может отомстить за причиненный ему вред.
Сказка Р.Киплинга учит не быть агрессивным и вредным, не причинять зла другим людям.
В сказке «Откуда у носорога шкура» мне понравился герой сказки, человек. Обиженный злым и сильным носорогом, человек не стал оставлять поступок носорога безнаказанным. Он дождался удобного момента и отомстил носорогу, насыпав ему в шкуру колючих хлебных крошек.
<span> И брела она по дикому полю, непаханому, нехоженому, косы не знавшему. В
сандалии ее сыпались семена трав, колючки цеплялись за пальто старомодного
покроя, отделанного сереньким мехом на рукавах.
Оступаясь, соскальзывая, будто по наледи, она поднялась на
железнодорожную линию, зачастила по шпалам, шаг ее был суетливый,
сбивающийся.
Насколько охватывал взгляд - степь кругом немая, предзимно взявшаяся
рыжеватой шерсткой. Солончаки накрапом пятнали степную даль, добавляя немоты
в ее безгласное пространство, да у самого неба тенью проступал хребет Урала,
тоже немой, тоже недвижно усталый. Людей не было. Птиц не слышно. Скот
отогнали к предгорьям. Поезда проходили редко.
Ничто не тревожило пустынной тишины.
В глазах ее стояли слезы, и оттого все плыло перед нею, качалось, как в
море, и где начиналось небо, где кончалось море - она не различала.
Хвостатыми водорослями шевелились рельсы. Волнами накатывали шпалы. Дышать
ей становилось все труднее, будто поднималась она по бесконечной шаткой
лестнице.
У километрового столба она вытерла глаза рукой. Полосатый столбик,
скорее вострый кол, порябил-порябил и утвердился перед нею. Она спустилась к
линии и на сигнальном кургане, сделанном пожарными или в древнюю пору
кочевниками, отыскала могилу.
Может, была когда-то на пирамидке звездочка, но, видно, отопрела.
Могилу затянуло травою-проволочником и полынью. Татарник взнимался рядом с
пирамидкой-колом, не решаясь подняться выше. Несмело цеплялся он заусенцами
за изветренный столбик, ребристое тело его было измучено и остисто.
Она опустилась на колени перед могилой.
- Как долго я тебя искала!
Ветер шевелил полынь на могиле, вытеребливал пух из шишечек
карлика-татарника. Сыпучие семена чернобыла и замершая сухая трава лежали в
бурых щелях старчески потрескавшейся земли. Пепельным тленом отливала
предзимняя степь, угрюмо нависал над нею древний хребет, глубоко вдавшийся
грудью в равнину, так глубоко, так грузно, что выдавилась из глубин земли
горькая соль, и бельма солончаков, отблескивая холодно, плоско, наполняли
мертвенным льдистым светом и горизонт, и небо, спаявшееся с ним.
Но это там, дальше было все мертво, все остыло, а здесь шевелилась
пугливая жизнь, скорбно шелестели немощные травы, похрустывал костлявый
татарник, сыпалась сохлая земля, какая-то живность - полевка-мышка, что ли,
суетилась в трещинах земли меж сохлых травок, отыскивая прокорм.
Она развязала платок, прижалась лицом к могиле.
- Почему ты лежишь один посреди России?
И больше ничего не спрашивала.
Думала.
</span>