<span>Гринев познакомился со Швабриным в Белогорской крепости, где проходил службу. Швабрин был переведен в эту крепость за убийство на дуэли одного поручика (!). А еще Гринев влюбился в дочку местного капитана - Машеньку. Однако Швабрин сам испытывает нежные чувства к Маше, поэтому говорит Гриневу о ней всякие гадости. Тот в конце концов вспыливает и оскорбляет Швабрина, после чего они дерутся на дуэли, на которой Швабрин тяжело ранит Гринева. </span>
Вакула
В невероятно доброй и увлекательной повести «Ночь перед Рождеством» автором показано много действующих лиц. Она вся наполнена такими чувствами, как чувство справедливости, искренняя любовь и вера в человека, и его победа в благородных стремлениях. Среди главных героев этого фантастического и очень веселого произведения - кузнец Вакула. Этот парубок может быть одновременно и веселым и ответственным, нежным и сильным, очень хозяйственным и легким на подъем. Он с самого детства является помощником своей матери в ведении хозяйства, его все уважают в селе, так как он этого заслуживает. Кузнец, бросив все, мчится к царице, чтобы угодить своей своенравной и капризной девушке, которую он очень любит.
Благодаря таким чертам, как врожденная скромность и проста, ему удалось очаровать саму императрицу в Петербурге. Она слышит просьбу молодого человека и отдает ему свои черевички, чтобы помочь Вакуле выполнить задание, которое дала ему Оксана. Благодаря своей находчивости и решительности он все же угодил своей капризной и легкомысленной девушки. Все эти достоинства оценила Оксана.
Когда автор создавал этого героя-Вакулу, то наградил его честностью, упорством, трудолюбием и верностью. Таким образом, Гоголь хотел объяснить читателям, что люди с такими качествами характера всегда с честью могут побеждать зло. Они будут счастливыми и удачливыми в своей жизни. Примером большого трудолюбия кузнеца мы видим, как даже в праздник собирается вынести из своей хаты мусор, он постоянно ищет для себя какое-нибудь занятие. Такие люди, как Вакула: с твёрдым характером, огромной энергией и находчивостью, всегда побеждают, так как они уверены в своих силах.
<span>Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!</span>
Глухой зимой нашу школу взбудоражило невероятное событие: к нам едет фотограф из города. Фотографировать он будет «не деревенский люд, а нас, учащихся овсянской школы». Возник вопрос — где селить такого важного человека? Молодые учителя нашей школы занимали половину ветхого домишки, и у них был вечно орущий малыш. «Такую персону, как фотограф, неподходяще было учителям оставить у себя». Наконец фотографа пристроили у десятника сплавной конторы, самого культурного и уважаемого человека в селе.
Весь оставшийся день школьники решали, «кто где сядет, кто во что оденется и какие будут распорядки». По всему выходило, что меня и левонтьевского Саньку посадят в самый последний, задний ряд, поскольку мы «не удивляли мир прилежанием и поведением». Даже подраться не получилось — ребята просто прогнали нас. Тогда мы начали кататься с самого высокого обрыва, и я начерпал полные катанки снега.
Ночью у меня начали отчаянно ныть ноги. Я застудился, и начался приступ болезни, которую бабушка Катерина называла «рематизня» и утверждала, что я унаследовал её от покойной мамы. Бабушка лечила меня всю ночь, и уснул я только под утро. Утром за мной пришёл Санька, но пойти фотографироваться я не смог, «подломились худые ноги, будто не мои они были». Тогда Санька заявил, что тоже не пойдёт, а сфотографироваться успеет и потом — жизнь-то долгая. Бабушка нас поддержала, пообещав свезти меня к самому лучшему фотографу в городе. Только меня это не устраивало, ведь на фото не будет нашей школы.
Продолжение после рекламы:
В школу я не ходил больше недели. Через несколько дней к нам зашёл учитель и принёс готовую фотографию. Бабушка, как и остальные жители нашего села, относилась к учителям очень уважительно. Они ко всем были одинаково вежливы, даже к ссыльным, и всегда готовы были помочь. Даже Левонтия, «лиходея из лиходеев», наш учитель смог утихомирить. Помогали им деревенские, как могли: кто за дитём посмотрит, кто горшок молока в избе оставит, кто воз дров привезёт. На деревенских свадьбах учителя были самыми почётными гостями.
Работать они начинали в «доме с угарными печами». В школе не было даже парт, не говоря уже о книжках с тетрадками. Дом, в котором разместилась школа, срубил ещё мой прадед. Я там родился и смутно помню и прадеда, и домашнюю обстановку. Вскоре после моего рождения родители отселились в зимовье с протекающей крышей, а ещё через некоторое время прадеда раскулачили.
Раскулаченных тогда выгоняли прямо на улицу, но родня не давала им погибнуть. «Незаметно» бездомные семьи распределялись по чужим домам. Нижний конец нашего села был полон пустых домов, оставшихся от раскулаченных и высланных семей. Их-то и занимали люди, выброшенные из родных жилищ накануне зимы. В этих временных пристанищах семьи не обживались — сидели на узлах и ждали повторного выселения. Остальные кулацкие дома занимали «новожители» — сельские тунеядцы. За какой-нибудь год они доводили справный дом до состояния хибары и переселялись в новый.
Из своих домов люди выселялись безропотно. Только один раз за моего прадеда заступился глухонемой Кирила. «Знавший только угрюмую рабскую покорность, к сопротивлению не готовый, уполномоченный не успел даже и о кобуре вспомнить. Кирила всмятку разнёс его голову» ржавым колуном. Кирилу выдали властям, а прадеда с семьёй выслали в Игарку, где он и умер в первую же зиму.
В моей родной избе сперва было правление колхоза, потом жили «новожители». То, что от них осталось, отдали под школу. Учителя организовали сбор вторсырья, и на вырученные деньги купили учебники, тетради, краски и карандаши, а сельские мужики бесплатно смастерили нам парты и лавки. Весной, когда тетради кончались, учителя вели нас в лес и рассказывали «про деревья, про цветки, про травы, про речки и про небо».
Уже много лет прошло, а я всё ещё помню лица моих учителей. Фамилию их я забыл, но осталось главное — слово «учитель». Фотография та тоже сохранилась. Я смотрю на неё с улыбкой, но никогда не насмехаюсь. «Деревенская фотография — своеобычная летопись нашего народа, настенная его история, а ещё не смешно и оттого, что фото сделано на фоне родового, разорённого гнезда».
В первые же дни отечественной войны сотни тысяч молодых советских
патриотов добровольно ушли сражаться против немецких оккупантов. Из
среды молодежи в дни отечественной войны вышли замечательные герои,
которые своим мужеством, железной стойкостью, беззаветной храбростью
завоевали глубокую любовь и признание всего советского народа. И в
первых рядах этих героев повсюду можно встретить комсомольцев. За два
года войны высокого звания Героев Советского Союза удостоены больше 400
комсомольцев и воспитанников комсомола.