— Хочется мне вам сказать, панове, что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки. Всё взяли бусурманы, всё пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство! Вот на чём стоит наше товарищество! Нет уз святее товарищества! Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с ним, как с своим; а как дойдёт до того, чтобы поведать сердечное слово, — видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет, братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а.. . — сказал Тарас, и махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет, так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей; думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не хочет говорить; свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная милость польского магната, который жёлтым чёботом своим бьёт их в морду, дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. И проснётся оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них не доведётся так умирать!. . Никому, никому!. . Не хватит у них на то мышиной натуры их!
— Хочется мне вам сказать, панове,
что такое есть наше товарищество. Вы слышали от отцов и дедов, в какой
чести у всех была земля наша: и грекам дала знать себя, и с Царьграда
брала червонцы, и города были пышные, и храмы, и князья, князья русского
рода, свои князья, а не католические недоверки. Всё взяли бусурманы,
всё пропало. Только остались мы, сирые, да, как вдовица после крепкого
мужа, сирая, так же как и мы, земля наша! Вот в какое время подали мы,
товарищи, руку на братство! Вот на чём стоит наше товарищество! Нет уз
святее товарищества! Отец любит своё дитя, мать любит своё дитя, дитя
любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своё дитя. Но
породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек.
Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в Русской земле, не
было таких товарищей. Вам случалось не одному помногу пропадать на
чужбине; видишь — и там люди! также божий человек, и разговоришься с
ним, как с своим; а как дойдёт до того, чтобы поведать сердечное слово, —
видишь: нет, умные люди, да не те; такие же люди, да не те! Нет,
братцы, так любить, как русская душа, — любить не то чтобы умом или чем
другим, а всем, чем дал бог, что ни есть в тебе, а.. . — сказал Тарас, и
махнул рукой, и потряс седою головою, и усом моргнул, и сказал: - Нет,
так любить никто не может! Знаю, подло завелось теперь на земле нашей;
думают только, чтобы при них были хлебные стоги, скирды да конные табуны
их, да были бы целы в погребах запечатанные меды их. Перенимают черт
знает какие бусурманские обычаи; гнушаются языком своим; свой с своим не
хочет говорить; свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на
торговом рынке. Милость чужого короля, да и не короля, а паскудная
милость польского магната, который жёлтым чёботом своим бьёт их в морду,
дороже для них всякого братства. Но у последнего подлюки, каков он ни
есть, хоть весь извалялся он в саже и в поклонничестве, есть и у того,
братцы, крупица русского чувства. И проснётся оно когда-нибудь, и
ударится он, горемычный, об полы руками, схватит себя за голову,
проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное
дело. Пусть же знают они все, что такое значит в Русской земле
товарищество! Уж если на то пошло, чтобы умирать, — так никому ж из них
не доведётся так умирать!. . Никому, никому!. . Не хватит у них на то
мышиной натуры их!
Взгляды “нигилиста” и Павла Петровича Кирсанова были совершенно противоположными.
Каково же мировоззрение этих героев романа? Павел Петрович Кирсанов глубоко убежден, что право на ведущее положение в обществе аристократы завоевали не происхождением, а нравственными достоинствами и делами (“Аристократия дала свободу Англии и поддерживает ее”), т. е. нравственные нормы, выработанные аристократами, — опора человеческой личности. Кирсанов считает, что без принципов могут жить лишь безнравственные люди. Вместе с тем мы видим, что принципы Павла Петровича никак не соотносятся с его делами — жизнь типичного представителя аристократического общества проходит в праздности. В отличие от него Базаров принимает только то, что полезно (“Мне скажут дело — я соглашусь”. “В теперешнее время полезнее всего отрицание — мы отрицаем”). Непрерывный труд на благо общества является содержанием жизни Базарова. Тургенев раскрывает характер его работы: “Базаров привез с собой микроскоп и по целым часам с ним возился”, он проводит “физические и химические опыты”, то есть продолжает в Марьине свои естественнонаучные занятия. Важными чертами мировоззрения Базарова являются его атеизм и материализм. В спорах с Павлом Петровичем Базаров доказывал необходимость отрицания образа жизни. Таким образом, в спорах вскрывается их отношение к общественному строю, религии, к народу, говорится о путях переустройства мира, о роли искусства. Павел Петрович вынужден признать, что в обществе не все в порядке. Но Базаров считает, что мелкое обличительство ничего не дает, если прогнили его основы. "Исправьте общество" — только в этом он видит пользу.
Екатерина Трубецкая совершила подвиг,последовав за мужем на каторгу в Сибирь.Это подвиг во имя любви,жена разделила все тяготы его ссылки, поддерживала морально в тяжёлое время.Главная мысль-Трубецкая выполнила и свой гражданский долг,она разделила революционные взгляды мужа,её подвиг в её преданности мужу и как супругу,и как человеку.Она добровольно обрекала себя на нечеловеческие условия существования.Своим примером она доказала силу русских женщин,величие их духа и стальную волю.За княгиней последовали и другие жёны и невесты декабристов.Их не остановило потеря всех титулов,званий,материальных благ.
Николай Некрасов воспел подвиг княгини Трубецкой и других жён декабристов в поэме "Русские женщины".Екатерину отговаривал сам генерал-губернатор ,но осталась непреклонна в своём решение следовать за мужем:
"Нет,в этот вырубленный лес
Меня не запомнят,
Где были дубы до небес,
А нынче пни торчат!"
Губернатор уговаривает Трубецкую не ехать в Сибирь,предлагает княгине вернуться в общество,к обычной жизни,забыть что случилось и жить дальше.Но Княгиня не может вернуться в такое общество-лес,её не заманят никакие лестные предложения,так как были вырублены могучие дубы-декабристы,а жить среди пней-напоминании о них,княгиня считает невозможным.Трубецкая сравнивает декабристов с дубами,которые срубили в расцвете жизни и сил-отправили на каторгу или казнили.Общество потеряло лучших представителей,борцов за свободу против самодержавия,лес опустел,остались пни.
Духовная красота ,сила воли,самопожертвование Трубецкой оставили в истории глубокий след.Чувства преклонения и уважения к истинно русской женщине вызывает поступок княгини.Подвиг княгини -это пример мужества, самоотверженности русской женщины.Хрупкие берёзы не согнулись от ветра власти,не сломались от урагана самодержавия,они выстояли и спасли своей преданностью дубравы ,которое поредели от бурь.
Загадочными, парадоксальными, на первый взгляд, представляются и творчество, и сама личность Николая Алексеевича Заболоцкого - замечательного русского поэта-философа XX века, самобытного художника слова, талантливого переводчика мировой поэзии. Войдя в литературу в 20-х годах в качестве представителя Общества реального искусства (Обэриу), автора авангардистских произведений и создателя так называемого "ребусного" стиха, со второй половины 40-х годов он пишет стихотворения в лучших традициях классической русской поэзии, где форма ясна и гармонична, а содержание отличается глубиной философской мысли. На протяжении всей жизни Н. Заболоцкий пользовался авторитетом человека рассудительного и предельно рационального; в 50-е годы, в зрелом возрасте, он имел внешность чиновника средней руки, непроницаемого и высокомерного для малознакомых людей. Но созданные им произведения свидетельствуют о том, каким тонкочувствующим и отзывчивым сердцем он обладал, как умел любить и как страдал, каким требовательным был к себе и какие величайшие бури страстей и мыслей находили утешение в его способности творить прекрасное - мир поэзии.