Как ни стремился я приехать засветло к тому месту на шоссе, от которого нужно поворачивать направо, ночь застала меня в пути.
Во время долгой езды по шоссе (сначала по бетонке, а потом булыжнику) я утешал себя, успокаивал, что не может быть... не такое уж ненастье... проеду. И вообще, когда едешь по широкой бетонке, кажется - в мире не бывает непроезжих дорог. Правда, иногда вдруг заденешь краешком глаза, увидишь, как от бетонки в лес узкой полоской тянется водянистое месиво, глубокие, заплывшие глинистой жижей колеи. На мгновение сожмется сердце, как перед несчастьем, но летящая навстречу бетонка мигом развеет дурное предчувствие. И мелькнувшая лесная дорога словно приснилась, словно померещилась от слезинки в глазу. Два пучка света, выбрасываемые вперед моим "газиком", то совсем упирались в дорогу, когда попадалась выбоина, то прыскали к облакам. Они представлялись мне умными живыми щупальцами, которые автомобиль - тоже живое существо - выпускает, чтобы ощупывать, изучать дорогу.
Вот щупальца замешкались, поползли вправо, совсем соскользнули с каменной полосы, обшарили мокрую траву, канаву, чахлый кустик, жирные пласты пашни и недоуменно замерли на водной глади.
Сама по себе она не очень пугала меня. Бывает, лучше глубокая и широкая лужа с твердым, укатанным дном, чем безобидное на вид место, где колеса с каждым поворотом все глубже вязнут в плотную, засасывающую трясину. А вообще-то самое страшное - глубокая колея. Пока "газик" (или "лазик", как мы его зовем) стоит на своих четырех колесах, все еще есть надежда выкарабкаться из самой непролазной грязи. Но бывает, садится он на грунт своим низом, животом ("дифером", говорят шоферы), - тогда дело плохо. Колеса теперь могут вертеться, сколько им вздумается, как у паровоза, приподнятого над рельсами.
Рассказать ли тебе докучную сказочку? - Расскажи. - Ты говоришь: расскажи, я говорю: расскажи; рассказать ли тебе докучную сказочку? - Не надо. <span>- Ты говоришь: не надо, я говорю: не надо; рассказать ли тебе докучную сказочку? - и т. д.
</span>Жил-был старик, у старика был колодец, а в колодце-то елец, тут и сказке конец. <span>Жил-был старик, у старика был колодец, а в колодце-то елец, тут и сказке конец.
</span>— Жил-был старичок. Поехал на мельницу намолоть муки... — Ну, вот поманил, а не рассказываешь! <span>— Кабы доехал, рассказал, а он, может, неделю проедет!</span>
Воспитывают людей их родители. У каждого есть родные которые научат языку, буквам. Всю жизнь нас обучат мама папа и остальные. Цените родных они дали нам жизнь!!
Для каждого молодого человека в определенное время встает вопрос о его дальнейшей судьбе, об отношении к людям и к миру. Мир вокруг огромен, в нем есть множество раз ных дорог, и будущее человека зависит от правильного выбора своего жизненного пути. Но как быть тому, кому неизвестен этот огромный мир, — слепому? <span>В очень сложные условия ставит Короленко своего героя, слепорожденного Петра, наделив его умом, талантом музыканта и обостренной восприимчивостью ко всем проявлениям жизни, увидеть которые он никогда не сможет. С детства он знал один только мир, спокойный и надежный, где он всегда чувствовал себя центром. Он знал тепло семьи и доброе дружеское участие Эвелины. Невозможность увидеть цвет, внешний облик предметов, красоту окружающей природы огорчала его, но он представлял себе этот знакомый мир усадьбы благодаря чуткому восприятию его звуков. </span>
Свободы сеятель пустынный, Я вышел рано, до звезды; Рукою чистой и безвинной В порабощенные бразды Бросал живительное семя - Но потерял я только время, Благие мысли и труды.. .
Паситесь, мирные народы! Вас не разбудит чести клич. К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь. Наследство их из рода в роды <span>Ярмо с гремушками да бич. </span>