Переделанный текст песни «33 коровы» про школу.
Наступает перемена,
Все мальчишки на ковре.
Кто- то влезть хотел на стену,
Но скатился по стене.
Кто под партой бодро скачет,
Кто-то ищет свой пенал.
А ведь это просто значит - 2 раза,
Что наш класс на уши встал.
Припев :
25 детишек- 3 раза
В классе озорном,
25 детишек заявили громко:
«Весело мы очень здесь живем!»-2 раза
Ещё такую можно:
Ваше благородие, госпожа удача,
Вот кому-то ставят «пять», а кому - иначе.
Получил ты двойку, лучше не реви-
Не везёт в учёбе, повезёт в любви.
Ваше благородие, госпожа одежда,
Утром на тебе была мамина надежда,
Что ты будешь чистым всем врагам назло…
Не волнуйся, мама, тебе не повезло.
Ваше благородие, домашнее заданье,
Мне ты - испытание, маме-наказанье.
Если долго плакать, хныкать или ныть,
То придётся маме всё самой решить.
Ваше благородие, мамочка родная,
Не забудь купить себе нынче тортик к чаю.
Лучше чая с тортом не найдёшь нигде,
Не везёт в учёбе - повезёт в еде!
И.С.Бах своим творчеством подвел итог многовековой истории эпохи барокко.
В своем творчестве он обращался почти ко всем существовавшим жанрам в его время (кроме оперы).
Он еще в свое время был признанным потрясающим исполнителем и импровизатором на клавесине и органе, и многие его современники отмечали неповторимую своеобразную манеру его выразительной игры. В ней было чрезмерно много страсти и его игра изобиловала терпкими гармониями.
Все его мелодии отличаются удивительной силой эмоционального воздействия, они очень выразительные и поражают искренностью высказывания.
По поводу его динамических оттенков, мы можем только догадываться, потому что Бах крайне мало оставил пометок, касающихся динамических контрастов, но, зная его стиль исполнительской игры, мы можем предположить, что это были крайне контрастные и выразительные динамические оттенки.
Темпы, особенно в его парных циклах (прелюдия и фуга, или фантазия и фуга) тоже очень контрастны - в органной прелюдии и фуге ре минор рядом с темпом Adagio (медленно) стоит темп Prestissimo (очень быстро), из чего следует, что Бах любил резкие контрасты в темпах.
Это все отличает яркий стиль Баха, который и до сих пор остается одним из самых известных и популярных композиторов.
«Кулагер» – это преподнесенная в стихотворной форме повесть о великом казахском певце Ахане-сере, печальный рассказ о гибели его любимого коня Кулагера. Он был убит во время байги по велению злого завистника, понимавшего, что его рысак по кличке Серый Ястреб никогда не обойдет известного во всей степи огненного скакуна Кулагера. Поэма эта – одно из выдающихся произведений казахской литературы, где судьба поэта и певца Ахана перекликается с судьбой самого Ильяса Джансугурова, равно как и целого поколения казахской интеллигенции, подвергшегося репрессиям 30-х годов прошлого века. Лебединой песней Ильяса, предсмертным криком его души, предостережением на все грядущие времена назвала это творение дочь поэта Ильфа Ильясовна ДжансугуроваДжандосова. В подтверждение слов ее высказывается в предисловии издатель книги – поэт и публицист Бахытжан Канапьянов. «Эта передовая часть общества, – пишет он, – в буквальном смысле взяла на себя весь груз ответственности за будущее своего народа в разных сферах человеческого бытия – общественнополитической, социальнокультурной и научно-образовательной. С горечью констатирую, что всех их ожидал репрессивный исход, независимо от того, на каком берегу революционного водораздела они находились» .
Именно с репрессиями связана история, записанная мной на пленку во время одной из наших встреч с Ильфой Ильясовной. «Когда весной 1957 года, – рассказывала она, – мы получили справку о реабилитации отца, мне было 22 года. И я хорошо помню, как в какойто из дней мама вместе с Мухтаром Ауэзовым и поэтом Гали Ормановым, сидя в комнате, готовила к печати первый посмертный, после только что полученной реабилитации отца однотомник его стихов. Работа была в полном разгаре, когда в доме появился очень уважаемый и любимый всеми человек. Это был замечательный детский писатель Сапаргали Бегалин. Едва переступив порог, он протянул маме какойто сверток. Оказывается, то был свиток из 16 номеров газеты «Социалистик Казахстан» за 1937 год с напечатанным в них «Кулагером» . Рассказывающая о драматической судьбе известного в народе композитора и певца Ахана-сере, поэма эта имела невероятный успех у читателей. Каждый день задолго до открытия киосков приходили они и становились в очередь за новой ее главой. Вместе со всеми ждал с нетерпением следующего выпуска и Сапаргали Бегалин. Вообщето, после газетной публикации «Кулагер» должен был появиться в книжном варианте, но этого не произошло. Поэма еще продолжала выходить, а Ильяс уже был арестован, затем осужден и расстрелян, все рукописи и книги его изъяты, а выпуски газет с «Кулагером» повсеместно уничтожены. Казалось, текст его был утрачен навсегда, но вот по прошествии двадцати лет он выплыл буквально из небытия. И все благодаря тому, что аккуратный и предусмотрительный Сапаргали складывал один к одному драгоценные номера, а узнав о том, что Ильяса забрали, спрятал их в трех невинных, крестиком расшитых думочках-подушках, к которым никому не разрешал притрагиваться. Они были как бы украшением стоящего в его кабинете дивана, и лишь изредка их вытаскивали на улицу для просушки. Если дети, играя, забегали к нему и в пылу сражения пытались ими обороняться, он очень сердился. Не подпускал к ним никого из родных, дабы в случае чего их не обвинили в причастности к его тайне. Однако про это мы узнали потом, а тогда мама была буквально потрясена. Этой газетной подборки «Кулагера» у нее не было. Чудом сохранилось строчек сто от первого варианта, но то была капля в море. А тут благодаря дяде Сапаргали все предстало в законченном виде и целиком. Естественно, чудом спасенный «Кулагер» был тут же включен в сборник» .
<span> Вот такой сюжет – не придуманный кемто, а из самой жизни – имеет в своем активе история нашей казахской литературы, казахской культуры. Очень коротко пересказан он Ильфой Ильясовной и в ее небольшом, лаконичном послесловии к сегодняшней книге с благодарностью профессору филологии Берику Джилкибаеву за его прекрасный перевод «Кулагера» .</span>
Эстрада всегда испытывает репертуарный голод, и это в какой-то мере естественное следствие ее стремления быстро откликаться на явления современности. Жизнь постоянно подсказывает новые темы, новые образы.
Но в середине 60-х годов обнаружилось, что неблагополучие с танцевальным репертуаром становится вопиющим. Размах концертной деятельности внутри страны и за ее рубежами настолько увеличился, что сравнительно небольшой отряд эстрадных танцоров, хоть и напряженно работавший, не поспевал за требованиями времени: новые и интересные постановки возникали на эстраде не так уж часто.
Безрадостная картина наблюдалась и на вечерах балета, в которых выступали академические танцоры. Почти о каждом из них можно было сказать, что большинство номеров программы «известны, стары» , что в их подборе чувствовалась случайность, спешка, что «ни в одном из танцев.. . не ощущались приметы времени ни в языке, ни в композиции, ни в теме»
Особенно очевидным это стало после того, как Леонид Венья-минович Якобсон (1904—1975) поставил в Ленинградском театре оперы и балета имени Кирова программу «Хореографические миниатюры» (1959).
«Это полная противоположность бытующим на сцене сборным балетным концертам, — писала Г. Добровольская. — Каждая миниатюра — это маленькая новелла.. . художественно претворенный в искусстве кусочек действительности. Как и в жизни, в спектакле чередуется высокое и смешное, трогательное и страшное» **. Обратившись к широкому кругу тем, в том числе и военно-героической (трио «Сильнее смерти» на музыку И. Шварца, в котором как бы оживала скульптурная группа) , балетмейстер решал их разнообразными выразительными приемами.
<span>В триптихе по мотивам скульптур Родена (на музыку К. Дебюсси) — «Вечная весна» , «Поцелуй» и «Вечный идол» — Якобсон передавал чувства своих героев естественной пластикой, которой он всегда отдавал предпочтение. Образы «Подхалима» (на музыку В. Цитовича) и азартно сплетничающих «Кумушек» (музыка Ш. Аранова) очерчивались острохарактерными штрихами. В «Тройке» (на музыку И. Стравинского) , олицетворяющей русское разгульное веселье, образы персонажей — кучера И трех молодух — лепились широкими, задорными движениями русской пляски. Юные влюбленные из дореволюционного еврейского местечка характеризовались балетмейстером национально окрашенной пластикой. Во многих номерах Якобсон использовал классический танец, но не в его академическом варианте.</span>