Степан Калашников очень любил свою жену и не хотел позорить её, потому что сразу возникло бы подозрение в её порядочности, как замужней женщины: а почему это именно к ней стал приставать со своими гнусными предложениями Кирибеевич?
1864 г. «Железная дорога» . В основе стихотворения лежит реальный
факт - строительство железной дороги между Петербургом
и Москвой. В стихотворении 4 главы, каждая из них несет свою
смысловую нагрузку, а в целом в композиции реализуется идея о безмерных
страданиях народа и высказывается мысль об их причинах.
I глава. Эмоциональные, возвышенные размышления автора
о красоте природы, о просторах родимой Руси. В этих размышлениях
видна преданная любовь поэта к родине и искреннее восхищение
красотой.
II глава. Используется прием антитезы, главная цель которого -
противопоставить красоту природы и жестокую эксплуатацию строителей
железной дороги. Глава логически связана не только с предыдущей
главой, но и с эпиграфом. Использование голосов мертвецов
и живых людей усиливает эту контрастность. Автор то предоставляет
слово самим строителям (например, голос белоруса) , то
говорит сам. В конце главы звучит голос поэта, предсказывающий оптимистическое
будущее: «Вынесет все - и широкую, ясную// Грудью
дорогу проложит себе» .
III глава - автор переводит рассказ в другой план, более масштабный.
Может ли народ быть созидателем, есть ли в нем нравственные
силы, способные преодолеть низость своей жизни. Генерал рассказывает
о строителях, да и вообще о русском человеке неприглядные
вещи («Не создавать - разрушать мастера...») .
IVглава - в ней как будто содержится подтверждение словам генерала
(«скопище пьяниц») . Прямого возражения нет. Но все содержание
<span>поэмы опровергает слова генерала. </span>
Добрая лебёдушка.
Жили - были брат со своей младшей сестрой. Рядом с их избушкой был маленький пруд. Вот однажды старший брат пошёл охотится. И видит в пруду лебёдушка плавает. Прицелился брат, а лебёдушка ему и говорит человеческим голосом. Не убивай меня. Я тебе пригожусь. А брат
ей отвечает. Как же ты мне пригодишся. Я за сестрой твоей младшей могу приглядывать когда ты на охоту ты будешь ходить. согласился старший брат принёс лебёдушку домой и посадил её на стол, а сам на охоту в лес пошёл. Сидит лебёдушкаи видит открыла младшая сестрёнка дверь на улицу и пошагала по шелковой травке в лес за братом. Но она не расстерялась. Увидела она на столе платок. Подобрала его ртом и взмахнула им. И перед малышкой река широкая появилась. В другую сторону платком взмахнула перед рекой кусты появились. Не пройти теперь малышке дальше. Расстроилась сестрёнка и пошла домой. Положила тогда лебёдушка платок обратно на стол. И дальше за сестрой наблюдать стала. А в это время пока лебёдушка малышку от беды спасала брат из леса наблюдал за всем, что происходило. А потом увидев, что сестра домой вернуласьи сам домой пошагал. Пришёл домой и стал лебёдушку хвалит, да обнимать крепко. А лебёдушка от похвал таких превратилась в такую красавицу, что не в сказке сказать не пером описать. Так они и стали жить в троём брат на охорту ходит, а красавица за малышкой приглядывает.
Снова поданы два экипажа к крыльцу петровского дома: один – карета, в которую садятся Мими, Катенька, Любочка, горничная и сам приказчик Яков, на козлах; другой – бричка, в кото-рой едем мы с Володей и недавно взятый с оброка лакей Василий. Папа, который несколько дней после нас должен тоже приехать в Москву, без шапки стоит на крыльце и крестит окно кареты и бричку. «Ну, Христос с вами! трогай!» Яков и кучера (мы едем на своих) снимают шапки и кре-стятся. «Но, но! с Богом!» Кузов кареты и брички начинают подпрыгивать по неровной дороге, и березы большой аллеи одна за другой бегут мимо нас. Мне нисколько не грустно: умственный взор мой обращен не на то, что я оставляю, а на то, что ожидает меня. По мере удаления от предметов, связанных с тяжелыми воспоминаниями, наполнявшими до сей поры мое воображе-ние, воспоминания эти теряют свою силу и быстро заменяются отрадным чувством сознания жизни, полной силы, свежести и надежды. Редко провел я несколько дней – не скажу весело: мне еще как-то совестно было преда-ваться веселью, – но так приятно, хорошо, как четыре дня нашего путешествия. У меня перед глазами не было ни затворенной двери комнаты матушки, мимо которой я не мог проходить без содрогания, ни закрытого рояля, к которому не только не подходили, но на который и смотрели с какою-то боязнью, ни траурных одежд (на всех нас были простые дорожные платья), ни всех тех вещей, которые, живо напоминая мне невозвратимую потерю, заставляли меня остерегаться каждого проявления жизни из страха оскорбить как-нибудь ее память. Здесь, напротив, беспре-станно новые живописные места и предметы останавливают и развлекают мое внимание, а ве-сенняя природа вселяет в душу отрадные чувства – довольства настоящим и светлой надежды на будущее. Рано, рано утром безжалостный и, как всегда бывают люди в новой должности, слишком усердный Василий сдергивает одеяло и уверяет, что пора ехать и все уже готово. Как ни жмешь-ся, ни хитришь, ни сердишься, чтобы хоть еще на четверть часа продлить сладкий утренний сон, по решительному лицу Василья видишь, что он неумолим и готов еще двадцать раз сдернуть одеяло, вскакиваешь и бежишь на двор умываться. В сенях уже кипит самовар, который, раскрасневшись как рак, раздувает Митька-форейтор; на дворе сыро и туманно, как будто пар подымается от пахучего навоза; солнышко веселым, яр-ким светом освещает восточную часть неба, и соломенные крыши просторных навесов, окружа-ющих двор, глянцевиты от росы, покрывающей их. Под ними виднеются наши лошади, привя-занные около кормяг, и слышно их мерное жевание. Какая-нибудь мохнатая Жучка, прикорнувшая перед зарей на сухой куче навоза, лениво потягивается и, помахивая хвостом, мелкой рысцой отправляется в другую сторону двора. Хлопотунья хозяйка отворяет скрипящие ворота, выгоняет задумчивых коров на улицу, по которой уже слышны топот, мычание и блеяние стада, и перекидывается словечком с сонной соседкой. Филипп, с засученными рукавами рубаш-ки, вытягивает колесом бадью из глубокого колодца, плеская светлую воду, выливает ее в дубо-вую колоду, около которой в луже уже полощутся проснувшиеся утки; и я с удовольствием смотрю на значительное, с окладистой бородой, лицо Филиппа и на толстые жилы и мускулы, которые резко обозначаются на его голых мощных руках, когда он делает какое-нибудь усилие. За перегородкой, где спала Мими с девочками и из-за которой мы переговаривались вече-ром, слышно движенье. Маша с различными предметами, которые она платьем старается скрыть от нашего любопытства, чаще и чаще пробегает мимо нас, наконец отворяется дверь, и нас зовут пить чай. Василий, в припадке излишнего усердия, беспрестанно вбегает в комнату, выносит то то, то другое, подмигивает нам и всячески упрашивает Марью Ивановну выезжать ранее. Лошади заложены и выражают свое нетерпение, изредка побрякивая бубенчиками; чемоданы, сундуки, шкатулки и шкатулочки снова укладываются, и мы садимся по местам. Но каждый раз в бричке мы находим гору вместо сидения, так что никак не можем понять, как все это было уложено <span>накануне и как теперь мы будем сидеть; особенно один ореховый чайный ящик с треугольной </span>