Жизни учит, а точнее ломает стереотипы поведения. Насколько я помню, рассказы пропитаны сатирой.
А. П. Чехов подробно рассказывает о том, как движется Очумелов. Сначала он просто идет, кругом тишина, негде и незачем развернуться его деятельности. При появлении собаки герой «делает полуоборот налево и шагает к сборищу», - четкие, по-военному, движения.
Очумелов начинает наводить порядок. Он задает вопросы, «врезываясь в толпу»: Очумелов точно знает, что положение Хрюкина не требует особого подхода и деликатности. После завершения разбирательства он спокойно продолжает движение, как будто он только что не показал образец беспринципною поведения, не соответствующего его должности. Очумелов грозит Хрюкину, потому что даже собака генеральского брата значительно выше человека. Хрюкин не вызывает сочувствия, но Очумелов неприятен и автору, и читателю.
<span>Реплики героя еще сильнее подчеркивают его глупость, лицемерие, чинопочитание. «По какому случаю тут?», «Как оштрафуют его, мерзавца, так он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот!», «Сними-ка, Елдырин с меня пальто», «Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто» — эти обороты речи кажутся особенно смешными, они показывают несостоятельность полицейского надзирателя, его ограниченность и трусость.</span>
Поучение- жанр , в котором древнерусские летописцы пытались представить модель поведения для любого человека: для князя и простолюдина
1654 года книга "Апостол" изобретена Иваном Фёдоровым
Ну, Котик, сегодня ты играла, как никогда, – сказал Иван Петрович со слезами на глазах, когда его дочь кончила и встала. – Умри, Денис, лучше не напишешь.Все окружили её, поздравляли, изумлялись, уверяли, что давно уже не слыхали такой музыки, а она слушала молча, чуть улыбаясь, и на всей её фигуре было написано торжество.– Прекрасно! превосходно!– Прекрасно! – сказал и Старцев, поддаваясь общему увлечению. – Вы где учились музыке? – спросил он у Екатерины Ивановны. – В консерватории?– Нет, в консерваторию я ещё только собираюсь, а пока училась здесь, у мадам Завловской.– Вы кончили курс в здешней гимназии?– О нет! – ответила за неё Вера Иосифовна. – Мы приглашали учителей на дом, в гимназии же или в институте, согласитесь, могли быть дурные влияния; пока девушка растёт, она должна находиться под влиянием одной только матери.– А всё-таки в консерваторию я поеду, – сказала Екатерина Ивановна.– Нет, Котик любит свою маму. Котик не станет огорчать папу и маму.– Нет, поеду! Поеду! – сказала Екатерина Ивановна, шутя и капризничая, и топнула ножкой.А за ужином уже Иван Петрович показывал свои таланты. Он, смеясь одними только глазами, рассказывал анекдоты, острил, предлагал смешные задачи и сам же решал их и всё время говорил на своём необыкновенном языке, выработанном долгими упражнениями в остроумии и, очевидно, давно уже вошедшем у него в привычку: большинский, недурственно, покорчило вас благодарю...Но это было не всё. Когда гости, сытые и довольные, толпились в передней, разбирая свои пальто и трости, около них суетился лакей Павлуша, или, как его звали здесь, Пава, мальчик лет четырнадцати, стриженый, с полными щеками.– А ну-ка, Пава, изобрази! – сказал ему Иван Петрович.Пава стал в позу, поднял вверх руку и проговорил трагическим тоном:– Умри, несчастная!<span>И все захохотали.
</span>