<span><span><span><span>Выражает удаление, покидание какого-либо места с помощью действия, названного мотивирующим глаголом: увезти, угнать, уйти, укатиться, улететь.</span><span>
Выражает полное покрытие объекта действия чем-либо с помощью действия, названного мотивирующим глаголом: усыпать, увиться, укутаться, уставить, устлать.
</span><span>Выражает доведение объекта действия с помощью длительного и/или
интенсивного действия, названного мотивирующим глаголом, до
нежелательного состояния (крайней усталости, бессилия, исчерпанности)
или состояния невозможности продолжения действия: убегаться, укачать, уреветься, уходиться.
</span>Выражает уменьшение объекта действия с помощью действия, названного мотивирующим глаголом: уварить, ужать, урезать, усохнуть, ушить.<span>
Выражает удерживание в том состоянии, которое названо мотивирующим глаголом: удержать, усидеть, устоять, утерпеть.</span><span>выражает завершение (доведение до результата, до исчерпывающей полноты) действия, названного мотивирующим глаголом: укомплектовать, убаюкать, ужалить, урегулировать, усовершенствовать, устыдить, утаить.
</span><span>выражает приведение объекта действия в состояние или статус, названный мотивирующим существительным: уравновесить, упокоить, упорядочить, усыновить, удочерить.</span><span>выражает наделение объекта действия тем признаком, который назван мотивирующим прилагательным, или усиление этого признака: увлажнить, удешевить, укоротить, укрупнить, уточнить.
</span><span>выражает увеличение объекта действия во столько раз, сколько названо мотивирующим числительным: удвоить, утроиться, учетверить.</span><span>
выражает основательное, удобное или долгое размещение, устраивание
объекта действия где-либо посредством действия, названного мотивирующим
глаголом: усесться, улечься, устроиться.</span><span>
выражает уничтожение, израсходование объекта действия с помощью действия, названного мотивирующим глаголом: усидеть (всю бутылку), угрохать, ухлопать, уничтожить.</span><span>выражает умещение объекта действия в каком-либо пространстве, объёме с помощью действия, названного мотивирующим глаголом: упечатать (печатая, уместить), уверстать, уписать; утолкать, упихать (вещи в чемодан).</span></span></span><span>в некоторых существительных муж. р. I скл.
выражает совокупность
продукта, являющуюся результатом действия, названного мотивирующим
глаголом: доить — удой, ловить — улов.</span><span>в некоторых существительных выражает близость к месту или предмету, выраженному мотивирующим существительным: угорье, Усолье (топоним).</span><span>в некоторых существительных выражает уменьшение: усадка.
</span></span>
в безударной позиции при добавлении к основе неопределённой формы
глагола образует существительное со значением «тот, кто выполняет
указанное в основе действие» <span>◆ <span>водить → <span>водитель</span></span></span><span>◆ <span>носить → <span>носитель</span></span></span><span>◆ <span>карать → <span>каратель</span></span></span>
В основу «Невского проспекта», как и всего цикла «Петербургские повести», легли впечатления петербургской жизни Гоголя. В. Г. Белинский восторженно отзывался почти о каждой из повестей: «Эти новые произведения игривой и оригинальной фантазии г. Гоголя принадлежат к числу самых необыкновенных явлений в нашей литературе и вполне заслуживают те похвалы, которыми осыпает их восхищенная ими публика».
Писатель обратился к большому современному городу, и ему открылся огромный и страшный мир, который губит личность, убивает ее, превращает в вещь.
Петербург как символ могущества России и ее неувядаемой славы был воспет еще поэтами XVIII и первой половины XIX века. Пушкин изобразил Петербург в романе «Евгений Онегин» и в поэме «Медный всадник» как город русской славы и в то же время город социальных контрастов. Тема Петербурга, наметившаяся в творчестве Пушкина, была расширена и углублена Гоголем. Белинский считал: «Такие пьесы, как «Невский проспект»… могли быть написаны не только человеком с огромным талантом и гениальным взглядом на вещи, но и человеком, который при этом знает Петербург не понаслышке».
Шли годы петербургской жизни Гоголя. Город поражал его картинами глубоких общественных противоречий и трагических социальных контрастов. За внешним блеском столицы писатель все .отчетливее различал бездушие и хищническую бесчеловечность города-спрута, губящего живые души маленьких, бедных людей, обитателей чердаков и подвалов. И вот столица представилась Гоголю уже не стройной, строгой громадой, а кучей «набросанных один на другой домов, гремящих улиц, кипящей меркантильно безобразной кучей мод, парадов, чиновников, диких северных ночей, блеску и низкой бесцветности». Именно такой Петербург и стал главным героем петербургских повестей Гоголя. Эта запись служит как бы ключом, с помощью которого раскрывается гоголевское понимание самой сущности Петербурга.
«Петербургские повести» — термин условный, сам Гоголь не давал им такого названия. Тем не менее оно верно, точно и оправданно, во-первых, тем, что через повести проходит образ Петербурга, являющегося героем цикла; во-вторых, тем, что почти все повести задуманы и созданы в Петербурге. Кроме того, в третьем томе своих сочинений Гоголь объединил эти повести, написанные в разное время на протяжении десяти лет. Повести «Невский проспект», «Портрет», «Записки сумасшедшего» впервые были напечатаны в сборнике «Арабески» в 1835 году. По построению они представляют собой серию сюжетно связанных картин, причем каждая из повестей изображает какую-либо одну или несколько сторон жизни Петербурга 30-х годов.
Невский проспект показан в разные часы дня: утром, с 12 часов, от двух до трех часов пополудни. В эти последние часы он являет собой парадную витрину империи Николая I. Все на Невском блестит и сверкает. В этот час на проспекте появляются не люди, а маски: «превосходные бакенбарды»; «бакенбарды бархатные, атласные, черные, как соболь»; «усы, повергающие в изумление»; платья, платки, дамские рукава, похожие «на два воздухоплавательные шара», галстуки, шляпки, сюртуки, шали, носы, «талии тоненькие, узенькие», «талии никак не толще бутылочной шейки», «ножки в очаровательных башмачках».
В модных сюртуках, блестящих мундирах, в тысячах фасонов шляпок, платьев, платков выставляются на обозрение дворянская спесь, чванство, тупость и пошлость. Беспечная праздность — основная черта этой улицы:
«Если только взойдешь на Невский проспект, как уже пахнет одним гуляньем». Существует и иная сторона жизни главной улицы столицы. Она раскрывается в раннее петербургское утро, когда Невский проспект заполняется совершенно другими фигурами: мальчишками, которые бегут «молниями» «с готовыми сапогами в руках»; мужиками «в сапогах, запачканных известью»,толкующими о семи грошах меди»; лакеями, «швыряющими нищим из дверей кондитерских объедки…»
Изображая Невский проспект в разное время суток, Гоголь характеризует социальные слои Петербурга. Невский проспект для писателя — олицетворение всего Петербурга, тех жиз
<span>День приближался к концу. Над Волгой в тишине наступающего заката чуть заметно дрожал воздух и не слышно уходила в туманную даль широкая река. Вечернее солнце медленно спускалось к зелени гор освещая их вершины. Овраги делались более угрюмыми и, быть может, более красивыми, и из них тянуло ароматной влагой тихой июльской тёплой ночи. Берег проросший развесистыми и вековыми липами уступами уходил к Волге, а внизу у самой воды, густо разрослись сирень и колючий шиповник. В кустах задумчиво наклонившихся над журчащими студеными ключами, защелкали соловьи, а из темнеющей дали, где уже замерли бледные огни далёкого города, донеслись гудки встретившихся пароходов. Где-то бойко и упорно шлёпал о воду буксир, а под кручей высокого берега жалобно скрипели кормовые вёсла плотов, старавшихся выбраться на середину реки. Потом всё затихло, и только соловьиные трели, да неумолчный шум родника, каскадом спускавшегося к Волге, нарушали тишину летней ночи, пронизанной мерцающим светом бесчисленных звёзд.
</span>