У кімнаті було повно пацюків, але Зульфат швидко впорався з цим. Хлопчина почав шукати усі нори та ходи бридких пацюків і напихати в них вугільного жару палицею. Через декілька днів висілок спустошили італійці і почався голод. Усі продавали найцінніші речі за склянку солі. Інколи з’являлася підвода коней, на якій бородатий чоловік привозив сіль, яку обмінював на речі селян. Коло підводи Климко та Зульфат зустріли свою вчительку, Наталю Миколаївну, яка з немовлям на руках змушена була піти зі своєї кімнати у виселок через розбої італійців. Хлопці допомогли їй обжитися на новому місці, попереносили усі речі. Немовля вчительки хотіло молока, тому дід Зульфата відправив його в Лобовку по молоко. В цей день Климко каже, що піде по сіль, прощається з Зульфатом, пише записку вчительці «Наталю Миколаївно! Я пішов. Зульфат вам усе розкаже. Я скоро вернуся. Клим».
Ответ:
Гроза, по словам Добролюбова, самое решительное произведение Островского, ибо она знаменует собой близкий конец самодурной силы. Центральный конфликт драмы - столкновение героини, отстаивающей свои человеческие права, с миром темного царства- выражал существенные стороны народной жизни в пору революционной ситуации. И именно поэтому драму Гроза критик считал истинно народным произведением.
Характеризуя общественную атмосферу 60-х годов, Добролюбов писал: Куда вы ни оглянитесь, везде вы видите пробуждение личности, предъявление ею своих законных прав, протест против насилия и произвола, большею частью еще робкий, неопределенный, готовый спрятаться, но все-таки уже дающий заметить свое существование. Проявление проснувшегося и все растущего протеста против гнета самодуров увидел Добролюбов в чувствах и поступках, в самой гибели Катерины.
Драму Островского критик оценил как произведение, выражающее насущные потребности своего времени - требование права, законности, уважения к человеку. В образе Катерины он видит воплощение русской живой натуры. Катерина предпочитает умереть, чем жить в неволе.
Конец этот кажется нам отрадным,- пишет критик,--легко понять почему: в нем дан страшный вызов самодурной силе, он говорит ей, что уже нельзя идти дальше, нельзя долее жить с ее насильственными, мертвящими началами. В Катерине видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой, и над бездной, в которую бросилась бедная женщина. Она не хочет мириться, не хочет пользоваться жалким прозябанием, которое ей дают в обмен за ее живую душу... В образе Катерины, по мнению Добролюбова, воплотилась великая народная идея- идея освобождения. Критик считал образ Катерины близким к положению и к сердцу каждого порядочного человека в нашем обществе.
Конечно, Добролюбов далек от того, чтобы считать Катерину революционеркой. Но если женщина - самое бесправное существо, да еще в темной, косной среде купечества - не может больше мириться с гнетом самодурной силы, значит, среди обездоленных, забитых людей зреет возмущение. Это возмущение должно распространяться все шире и шире и побудить народ к решительной борьбе. Критик не мог в подцензурной статье произносить слово революция, но революционным духом проникнута вся его статья.
Объяснение:
:)
<span>- Скажи-ка, дядя, ведь не даром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!</span><span>- Да, были люди в наше время,
Не то, что нынешнее племя:
Богатыри - не вы!
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля...
Не будь на то господня воля,
Не отдали б Москвы!</span><span>Мы долго молча отступали,
Досадно было, боя ждали,
Ворчали старики:
"Что ж мы? на зимние квартиры?
Не смеют, что ли, командиры
Чужие изорвать мундиры
О русские штыки?"</span><span>И вот нашли большое поле:
Есть разгуляться где на воле!
Построили редут.
У наших ушки на макушке!
Чуть утро осветило пушки
И леса синие верхушки -
Французы тут как тут.</span><span>Забил заряд я в пушку туго
И думал: угощу я друга!
Постой-ка, брат мусью!
Что тут хитрить, пожалуй к бою;
Уж мы пойдем ломить стеною,
Уж постоим мы головою
За родину свою!</span><span>Два дня мы были в перестрелке.
Что толку в этакой безделке?
Мы ждали третий день.
Повсюду стали слышны речи:
"Пора добраться до картечи!"
И вот на поле грозной сечи
Ночная пала тень.</span><span>Прилег вздремнуть я у лафета,
И слышно было до рассвета,
Как ликовал француз.
Но тих был наш бивак открытый:
Кто кивер чистил весь избитый,
Кто штык точил, ворча сердито,
Кусая длинный ус.</span><span>И только небо засветилось,
Все шумно вдруг зашевелилось,
Сверкнул за строем строй.
Полковник наш рожден был хватом:
Слуга царю, отец солдатам...
Да, жаль его: сражен булатом,
Он спит в земле сырой.</span><span>И молвил он, сверкнув очами:
"Ребята! не Москва ль за нами?
Умремте же под Москвой,
Как наши братья умирали!"
И умереть мы обещали,
И клятву верности сдержали
Мы в Бородинский бой.</span><span>Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
Французы двинулись, как тучи,
И всё на наш редут.
Уланы с пестрыми значками,
Драгуны с конскими хвостами,
Все промелькнули перед нам,
Все побывали тут.</span><span>Вам не видать таких сражений!..
Носились знамена, как тени,
В дыму огонь блестел,
Звучал булат, картечь визжала,
Рука бойцов колоть устала,
И ядрам пролетать мешала
Гора кровавых тел.</span><span>Изведал враг в тот день немало,
Что значит русский бой удалый,
Наш рукопашный бой!..
Земля тряслась - как наши груди,
Смешались в кучу кони, люди,
И залпы тысячи орудий
Слились в протяжный вой...</span><span>Вот смерклось. Были все готовы
Заутра бой затеять новый
И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны -
И отступили бусурманы.
Тогда считать мы стали раны,
Товарищей считать.</span><span>Да, были люди в наше время,
Могучее, лихое племя:
Богатыри - не вы.
Плохая им досталась доля:
Немногие вернулись с поля.
Когда б на то не божья воля,
Не отдали б Москвы!</span>
У греков есть миф о кипарисе. Был юноша, сын царя, его звали Кипарис. Он сдружился с оленем, кормил его, играл с ним, ездил на нем. Но однажды Кипарис не узнал оленя и случайно убил его. Когда юноша понял, что наделал, то сам решил умереть, но бог Аполлон превратил парня в вечно-зеленое дерево.
Древние греки вешали ветвь кипариса у дома умершего и украшали им погребальные костры.
Гиацинт. Тоже миф у древних греков. Был очень крутой юноша Гиацинт. Настолько крутой, что сам Аполлон спускался с Олимпа, чтобы с ним поохотиться. Однажды они соревновались в метании диска и снаряд случайно отскочил в голову Гиацинта. Рана оказалась смертельной, Аполлон пытался остановить кровь, но ничего не вышло. Слезы Аполлона смешались с кровью друга и на месте гибели вырос цветок.