Около Кляксича выстроились все буквы алфавита. Ой что же теперь будет?- (испуганно вскрикнули гласные)...
Жирный и злой Кляксич грозно выставил ногу вперёд.
<span>
Сегодня утром я проснулась и удивилась, насколько же
прекрасно зимнее утро. Хотя кто-то и не знает, что такое зима, а мы, северяне,
знаем это как никто другой. Для кого-то сейчас действительно март ну а для нас
март- это такой же зимний месяц и нет никакого намека на весну. Все такие же
снежные улицы, холодные ветра, далекое и яркое солнце, но, по-моему, это просто
сказочно, невероятно красиво и удивительно…
<span> Разве не прекрасно
жить в сказочной стране? Я думаю, что любой человек хотел бы побывать в
сказке…А мне это дано, и я хочу поделиться с вами этим маленьким чудом. </span><span>Моя маленькая и сказочная страна находится на северном
полярном круге, там, где находится чудесный северный город с гордым именем
Салехард. Он не велик, в нем живет не так уж и много людей, но для этих
невероятно прекрасных и очень добрых
людей-это самый теплый, родной и чудесный горок. Да он нередко
награждает суровыми морозами и ледяными северными ветрами, но это всего лишь
очередной повод собраться всей дружной семьей в уютной кухне за чашкой горячего
чая и вкусными бабушкиными пирожками. Поговорить обо всем, что волнует, вспомнить
летний отдых, да просто посмеяться…Это самая сказочная и чудная страна, потому
что своим морозом она сближает людей, собирает вместе за семейным столом всю
семью, а когда на улице тепло, то идешь по чисто-белому снегу, яркое солнышко
слепит тебе глаза, и ты улыбаешься…, улыбаешься всем прохожим, неважно, знаешь
ты их или нет, а в ответ ты получаешь самое дорогое - теплую и добрую улыбку, и
в твоей душе загорается огонек, и к концу дня этот огонек разгорается, и ты
делишься им со всеми, кто в этом нуждается. Нельзя быть равнодушным к тому месту,
где живешь, и я считаю, что жители моего чудного городка никогда не относятся к
нему равнодушно. Значит не зря “теплый” Салехард зажигает в каждом новом
человечке ту искорку, которой он живет. Это добро, тепло, поддержка, чувство
ответственности за себя и своих близких и, конечно, та опора, которая не дает
тебе упасть, а если ты все же падаешь, то поднимает тебя, ставит твердо на ноги
и больше не допускает падений, а только взлеты. И ты живешь полноценной жизнью
гражданина, гордясь за себя и свою
маленькую сказку, которую никто и никогда не разрушит, потому что в твоем большом сердце этот огонек будет жить вечно, </span></span><span>
</span><span>не угасая…</span>
Печорин вовсе не горюет о друге, так как они никогда не были друзьями с Грушницким. Но всё произошедшее ему неприятно, конечно:
"У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло, лучи его меня не грели. Не доезжая слободки, я повернул направо по ущелью. Вид человека был бы мне тягостен: я хотел быть один. Бросив поводья и опустив голову на грудь, я ехал долго, наконец очутился в месте, мне вовсе не знакомом; я повернул коня назад и стал отыскивать дорогу; уж солнце садилось, когда я подъехал к Кисловодску, измученный, на измученной лошади".
Однако, приехав домой, он находит прощальное письмо Веры, - оно заслоняет всё, он бросается вскачь в надежде догнать ее.. . Загнал коня, упал на землю, рыдая.. . И вот финальное размышление:
<span>"Мне, однако, приятно, что я могу плакать! Впрочем, может быть, этому причиной расстроенные нервы, ночь, проведенная без сна, две минуты против дула пистолета и пустой желудок. Все к лучшему! это новое страдание, говоря военным слогом, сделало во мне счастливую диверсию. Плакать здорово; и потом, вероятно, если б я не проехался верхом и не был принужден на обратном пути пройти пятнадцать верст, то и эту ночь сон не сомкнул бы глаз моих"</span>
<span>Я учусь в той же школе, где когда-то учились мама и папа. Папу почему-то никто не запомнил. А маму запомнили многие. «У нее были прекрасные внешние данные!» – сказала как-то учительница литературы, которая заодно руководит у нас драматическим кружком. И придирчиво оглядела меня. Это было бы еще ничего: за «внешние данные» пока что отметок не ставят. Но оказалось, что и внутренние данные у мамы тоже были гораздо лучше, чем у меня. К примеру, все помнили, что мама никогда не гоняла клюшкой консервные банки и не любила играть в «расшибалочку».
</span>К трибуне зашагал огромный мужчина. Мне показалось, что здоровее его в зале не было ни одного человека.– Это Андрюша… – сказала старушка. И опять по-своему улыбнулась.В разных концах зала тоже зашептали:– Андрюша… Андрюша…– Его тут все знают? – спросил я старушку.– А как же! Он был совсем слабый. Совсем…<span>Я тоже знал об этом бывшем папином пациенте.
</span>И еще двое бывших больных сказали, что с помощью папы они «второй раз родились». Я понимал, что им бы не хотелось больше рождаться с папиной помощью… Но все они смотрели на папу так, будто с ним были связаны какие-то очень хорошие воспоминания. А ведь он, между прочим, их оперировал…Я сидел и делал разные фантастические предположения. «Вот если бы я учился на одни только пятерки – чего на самом деле никогда в жизни не будет! – и меня бы стали вдруг хвалить на школьном собрании, многим ребятам это бы не понравилось. Я уверен…» А тут все врачи, медсестры и нянечки так улыбались, словно их самих за что-то благодарили. «Почему? – думал я. – Наверное, потому, что они любят папу…»<span>А потом был концерт. А потом были танцы… И снова к папе подходили женщины: они приглашали его танцевать. И я опять ужасно страдал оттого, что мама и бабушка не видят всего этого.</span>