<span>Кочубей Василий Леонтьевич - обличитель Мазепы . Родился около 1640 г. Не отличаясь выдающимися способностями, Кочубей был трудолюбив и прекрасно знал канцелярскую службу. В 1681 г. он был регентом войсковой канцелярии, в 1687 г. - генеральным писарем и в этом звании скрепил сочиненный Мазепою донос на Самойловича . Мазепа, став гетманом, наградил Кочубея деревнями (в том числе - знаменитою Диканькою), дал ему в 1694 г. достоинство генерального судьи, а в 1700 г. исходатайствовал звание стольника. Доверие Мазепы к Кочубею было настолько велико, что он ему первому рассказал о своем намерении отложиться от России. Между тем Мазепа полюбил шестнадцатилетнюю красавицу - дочь Кочубея, Матрену ("Мария" пушкинской "Полтавы"), и хотел вступить с нею в брак, но встретил несогласие родителей, особенно гордой жены Кочубея. Мазепе удалось соблазнить Матрену Кочубей, которая, порвав с родительским домом, переехала жить к нему. После этого старики Кочубеи некоторое время не бывали у Мазепы и писали ему негодующие письма, на которые он отвечал, обвиняя их самих в несогласии выдать дочь за него замуж и указывая на свое великодушное отношение к ним, так как он шестнадцать лет терпел их "поступки смерти годные". Кочубеи стали продолжать прежние отношения с Мазепою, но затаили злобу в душе. Наконец, как думают - по инициативе жены Кочубея, был послан с бродячим монахом Никанором словесный донос на Мазепу. Над Мазепою был учрежден надзор, но ничего компрометирующего не выяснилось. В 1707 г. был послан второй донос с выкрестом из евреев, Петром Яценко. Об этом узнал Мазепа, но, приняв меры предосторожности, все же оставил Кочубеев в покое. Они послали через своих соумышленников - полковника Искру и священника Святайлу - ахтырскому полковнику Осипову новый донос, переданный Петру через киевского губернатора, князя Д.М. Голицына . Было назначено следствие, которое вели канцлер граф Г.И. Головкин и тайный секретарь Шафиров . Мазепа действовал настолько тактично, что следователи ничего не могли открыть и уверились в полной невиновности гетмана, который оделил их богатыми подарками. Кочубей и Искра бежали, надеясь стать под защиту русского царя, но были задержаны русскими офицерами и отвезены в Витебск. Между тем Петр, убедившись в лживости доноса, написал Мазепе ряд благосклонных писем и приказал выдать ему обличителей. В Витебске Кочубей и Искра подверглись жестоким пыткам, так как Петр видел в факте доноса "некакие неприятельские факции", о которых и хотел разузнать. 24 апреля 1708 г. Головкин доносил Петру из Витебска: "так как Кочубей зело стар и дряхл безмерно, того ради пытать его больше не решился, чтоб прежде времени не издох". Под пытками Искра и Кочубей заявили, что их показание ложно, но и эти пытки не принудили их сказать что-либо о "неприятельских факциях", которых и в самом деле не было. Последовал новый ряд пыток, направленный к тому, чтоб Кочубей выдал Мазепе скрытые им богатства. Наконец, 15 июля 1708 г. Искра и Кочубей были обезглавлены в мст. Борщаговке, близ Белой Церкви. Кочубей погребен в Киево-Печерской лавре; окровавленная рубаха, в которой он был во время совершения казни, хранится в Покровской церкви села Жук Полтавской губернии. Жена Кочубея с сыновьями тоже была арестована, но дальнейшему мщению Мазепы помешало обнаружение его измены, а также имения Искры. Матрена Кочубей была в 1707 г. выдана замуж за генерального судью Чуйкевича , которого Мазепа успел склонить на свою сторону, а затем сослана, вместе с мужем, в Сибирь. По возвращении она умерла в монастыре. Прежние историки идеализировали личность Кочубея. Теперь взгляд на него изменился: им руководили чисто личные счеты, а не патриотизм. Автобиографическая записка Кочубея напечатана в "Чтениях Московского Общества Истории и Древностей" (1859, I).</span>
С давних времён люди были связаны с устным народным творчеством, с фольклором. Матери пели своим детям песни на ночь, на свадьбы использовались тоже песни, но с другим характером. Я бы хотела проанализировать русские народные песни.
<span>Несказанно прекрасен мир народной песни. В каждом доме пели песни на праздники, но также пели песни и на похороны. Песни делились на группы: 1) календарные песни использовались в определённое время года, по праздникам; 2) лирические песни были медленные, протяжные, песни – раздумья, песни сетования; 3) любовные песни пели влюблённые люди, это было их душевное состояние, их порыв эмоций; 4) семейные песни – эти песни пелись на семейные праздниках, мероприятиях; 5) шуточные песни обычно пели на весёлых и энергичных праздниках, так как жизнь народа была тесно связана с шуткой; 6) обрядовые песни, а также свадебные обрядовые песни , пели на свадьбах, они украшали свадьбу и делали её памятным событием в жизни человека; 7) причитания – плачи звучали на похоронах, а также при отъезде в дальнюю дорогу; 8) частушки – это весёлые, лирические попевни, они появились во второй половине четырнадцатого века; 9) исторические песни отражали исторические события , происходившие в то время, в этих песнях показывали и восхищались силой русских народных героев. </span>
<span>Мне кажется, что русские народные песни помогали в жизни людей, были их отдушиной. С песнями люди могли передавать своё настроение, свои чувства и эмоции, которые наполняли их сердца.</span>
Утренняя заря только что начинает окрашивать небосклон над Сапун-горою; тёмно-синяя поверхность моря уже сбросила с себя сумрак ночи и ждёт первого луча, чтобы заиграть весёлым блеском; с бухты несёт холодом и туманом; снега нет — всё черно, но утренний резкий мороз хватает за лицо и трещит под ногами, и далёкий неумолкаемый гул моря, изредка прерываемый раскатистыми выстрелами в Севастополе, один нарушает тишину утра… Не может быть, чтобы при мысли, что и вы в Севастополе, не проникло в душу вашу чувство какого-то мужества, гордости и чтоб кровь не стала быстрее обращаться в ваших жилах… » Несмотря на то, что в городе идут боевые действия, жизнь идёт своим чередом: торговки продают горячие булки, а мужики — сбитень. Кажется, что здесь странно смешалась лагерная и мирная жизнь, все суетятся и пугаются, но это обманчивое впечатление: большинство людей уже не обращает внимания ни на выстрелы, ни на взрывы, они заняты «будничным делом» . Только на бастионах «вы увидите… защитников Севастополя, увидите там ужасные и грустные, великие и забавные, но изумительные, возвышающие душу зрелища» .
В госпитале раненые солдаты рассказывают о своих впечатлениях: тот, кто потерял ногу, не помнит боли, потому что не думал о ней; в женщину, относившую на бастион мужу обед, попал снаряд, и ей отрезали ногу выше колена. В отдельном помещении делают перевязки и операции. Раненые, ожидающие своей очереди на операцию, в ужасе видят, как доктора ампутируют их товарищам руки и ноги, а фельдшер равнодушно бросает отрезанные части тел в угол. Здесь можно видеть «ужасные, потрясающие душу зрелища… войну не в правильном, красивом и блестящем строе, с музыкой и барабанным боем, с развевающимися знамёнами и гарцующими генералами, а… войну в настоящем её выражении — в крови, в страданиях, в смерти…» . Молоденький офицер, воевавший на четвертом, самом опасном бастионе, жалуется не на обилие бомб и снарядов, падающих на головы защитников бастиона, а на грязь. Это его защитная реакция на опасность; он ведёт себя слишком смело, развязно и непринуждённо.
По пути на четвёртый бастион всё реже встречаются невоенные люди, и всё чаще попадаются носилки с ранеными. Собственно на бастионе офицер-артиллерист ведёт себя спокойно (он привык и к свисту пуль, и к грохоту взрывов) . Он рассказывает, как во время штурма пятого числа на его батарее осталось только одно действующее орудие и очень мало прислуги, но всё же на другое утро он уже опять палил из всех пушек.
<span>Офицер вспоминает, как бомба попала в матросскую землянку и положила одиннадцать человек. В лицах, осанке, движениях защитников бастиона видны «главные черты, составляющие силу русского, — простоты и упрямства; но здесь на каждом лице кажется вам, что опасность, злоба и страдания войны, кроме этих главных признаков, проложили ещё следы сознания своего достоинства и высокой мысли и чувства… Чувство злобы, мщения врагу… таится в душе каждого» . Когда ядро летит прямо на человека, его не покидает чувство наслаждения и вместе с тем страха, а затем он уже сам ожидает, чтобы бомба взорвалась поближе, потому что «есть особая прелесть» в подобной игре со смертью. «Главное, отрадное убеждение, которое вы вынесли, — это убеждение в невозможности взять Севастополь, и не только взять Севастополь, но поколебать где бы то ни было силу русского народа… Из-за креста, из-за названия, из угрозы не могут принять люди эти ужасные условия: должна быть другая высокая побудительная причина — эта причина есть чувство, редко
проявляющееся, стыдливое в русском, но лежащее в глубине души каждого, — любовь к родине… Надолго оставит в России великие следы эта эпопея Севастополя, которой героем был народ русский…
Всегда пожалуйста.</span>