<span>Дочь Кочубея, как известно, звалась
Матреной (Мазепа, в письмах к ней, употребляет украинские уменьшительные
или ласкательные формы — Мотря, Мотренько, Мотропенко). Но это имя было
очевидно неприемлемо в поэме, особенно в ее лирических и драматических
местах, где еще очень явственны приемы байронического стиля, с его
идеальными, даже экзотическими героинями, носящими соответственно
поэтические имена. Если даже имя Татьяны, введенное в современный
социально-психологический, реалистический роман (но роман в стихах),
казалось нарушением установленных канонов и потребовало специальной,
ироничной мотивировки, то имя «Матрена» в качестве имени героини поэмы
звучало бы для читателей пародически, было бы диссонансом, нарушающим
цельность образа.</span><span>Это имя — подобное тем, о которых упоминает Пушкин
в примечании к имени «Татьяна»: «Сладкозвучнейшие греческие имена,
каковы, например: Агафон, Филат, Федора, Фекла и проч., употребляются у
нас только между простолюдинами».</span><span>Пушкин в черновой рукописи «Полтавы»
назвал однажды свою героиню ее подлинным именем — Матрена — и тотчас от
этого отказался. Но новое имя было окончательно найдено лишь после
некоторых колебаний. Мелькнувшее однажды в черновике другое имя — Анна
было также отклонено — потому, возможно, что поэт
вспомнил, что Анной звали другую дочь Кочубея, бывшую замужем за
племянником Мазепы Обидовским. Пушкин и от него отказался и предпочел
ему и всем прочим то имя, которое и утвердилось в поэме, — Мария. Это
имя было издавна им любимо. Он назвал Марией (правда, следуя и
легендарной традиции) героиню «Бахчисарайского фонтана»; в форме
«Мариула» упомянул его в «Цыганах»; особенно часто стал применять после
«Полтавы», в позднейших прозаических вещах — в «Романе в письмах»,
«Метели», «Выстреле», «Романе на Кавказских водах», «Дубровском»,
«Капитанской дочке».</span>
Слабого здоровья, немолодая, мнительная…
Заботливая мать. Облизала волчат перед уходом. Думала о том, как бы дома никто не обидел ее волчат.
-Какие трудности были в ее жизни? ( Возраст, плохое здоровье, утрата чутья, невозможность охотиться на крупную дичь, страх за волчат, постоянное чувство голода)
-Какой была главная забота волчихи? (Прокормить своих детей и не попасться человеку )
Автор сочувствует волчихе, сопереживает, жалеет ее. Он говорит о ней, как о человеке: «приходилось кушать».
Пугливая (испугалась лая собаки и схватила, что первое попалось в зубы).
Не съела щенка, от него сильно пахло псиной,
Тощий живот. Грызла сухую лошадиную кост, воображая, что это ягненок. .
Вспоминала запах ягнят и молока.
Умная (обогнала щенка, чтоб тот снова не помешал ей охотиться)
Приучала детей к охоте, давая поиграть со щенком.
У животных жизнь не легче, чем у людей, у них в жизни тоже есть проблемы. Животные, как люди, могут переживать, мнить, наблюдать.
Трагедия начинается с не имеющего
отношения к основному сюжету спора между
директором театра и поэтом о том, как надо
писать пьесу. В этом споре директор
разъясняет поэту, что зритель груб,
бестолков и не имеет собственного мнения,
предпочитая судить о произведении с чужих
слов. Да и не всегда его интересует
искусство — некоторые приходят на
представление лишь для того, чтобы
щегольнуть своим нарядом. Таким образом,
пытаться создать великое произведение не
имеет смысла, поскольку зритель в массе
своей не в состоянии его оценить. Вместо
этого следует свалить в кучу всё, что
попадётся под руку, а так как зритель всё
равно не оценит обилия мысли — удивить
его отсутствием связи в изложении.
Краткое..немогу придумать а так вот:
Дарья Вильке написала по-настоящему летнюю книгу. Посёлок с водокачкой и дубом на главной улице, лес, поле с маленькими стогами, пруд с зелёной водой и зарослями орешника вдоль берега или даже болото, в котором живут загадочные «они»… Всё это в распоряжении героев восьми рассказов и одной повести — до тех пор, пока не кончатся летние каникулы.
Родители приезжают только на выходные, бабушка ждёт дома к вечеру — самое важное в рассказах происходит без взрослых запретов и взрослых суждений. Бо́льшую часть времени Пашка, Симка, Полинка, сестра-Ася и я (имя рассказчицы нигде не называется) носятся маленькой стаей по округе. Так, однажды они нашли деда Митьку («Занавешенное окно»), отворив дверь заброшенного Дома. Посмотрите, как замечательно:«внутри Дома жила древняя полутьма — в ней тонули контуры дверей, ржавого верстака и железных мисок, сложенных грязной горкой у входа. Вдали, в глубине комнат, жёлтой точкой горела свеча. Полутьма сначала затопала, зашебуршилась и вышла к полоске света большим ежом». За ежом, щурясь на свет, вышел дед. Деда звали Митька, он оказался ветераном, угощал сгущёнкой, вырезал и дарил свистульки, рассказывал про войну. Рядом с ним в заброшенном Доме было уютно и не боязно леса за стеной. Потом бабушка узнала про Митьку: «…старый бомж, а вдруг он больной, вдруг преступник». И его прогнали.
Рассказы «частично автобиографические». Понять это можно и без подсказки автора, из одного только текста. Во-первых, они волнующе правдивы, и их «настоящесть» читается даже сквозь несколько утрированные образы и описания. Во-вторых, несмотря на то что повествование ведётся от лица девочки (и иногда события описываются нарочито наивно), в них есть одна черта, в целом присущая жанру воспоминаний о детстве — «взрослое» осмысление ситуации, выраженное как в подробном описании — смаковании — переживаний подростка, так и в самом отборе сюжетов. В рассказах будет много грустного и стыдного. И даже герой, для которого шёл грибной дождь, героем быть перестанет. Однако ни одно из этих событий не идёт ни в какое сравнение с тем, что предстоит пережить персонажам повести «Тысяча лиц тишины».
Ринка, главная героиня повести, по-видимому, чуть младше ребят из рассказов. Для неё очень важны бабушка и дедушка — замечательные чудаки (в противоположность окружающим бесчувственным занудам): они всегда рядом, всё знают и всё умеют, кажутся волшебниками — с ними девочка чувствует себя в безопасности. Пасторальные картины дачной жизни, нежность отношений бабушки, дедушки и внучки, описанные языком, порой немного утомляющим избыточностью и сладостью сравнений, являются основным материалом повествования. На этом фоне многочисленные несчастья, обрушенные автором на головы героев, смотрятся особенно впечатляюще: сама Ринка глухая, её друг, Рудик, «типтого», почти слепой, у Женькиного брата — детский церебральный паралич, бабушка поранила ногу и чуть не умерла, а у деда Толика обнаружили рак. Кое-что из этого, может быть, и оправдано темой повести, но едва ли, говоря о взрослении, так уж необходимо коллекционировать все эти страшные диагнозы, собранные как будто для пущего эффекта. Чрезмерное неблагополучие, равно как и чрезмерная прелесть, явно мешают воспринимать всё то верное-глубокое-тонкое, что в этой летней книге, кажется, действительно есть.
И