Взято из текста:
- Постойте, братцы, это самое дело нужно рассудить, - заявил трубочист.
- Дайте только мне сначала умыться… Я разберу ваше дело по совести. А ты, Воробей Воробеич, пока немного успокойся…
- Мое дело правое, - что же мне беспокоиться! - орал Воробей Воробеич. - А только я покажу Ершу Ершовичу, как со мной шутки шутить…
Трубочист присел на бережок, положил рядом на камешек узелок со своим обедом, вымыл руки и лицо и проговорил:
- Ну, братцы, теперь будем суд судить… Ты, Ерш Ершович, - рыба, а ты, Воробей Воробеич, - птица. Так я говорю?
- Так! Так!.. - закричали все, и птицы и рыбы.
- Будем говорить дальше! Рыба должна жить в воде, а птица - в воздухе.
Так я говорю? Ну вот… А червяк, например, живет в земле. Хорошо. Теперь смотрите…
Трубочист развернул свой узелок, положил на камень кусок ржаного хлеба, из которого состоял весь его обед, и проговорил:
- Вот смотрите: что это такое? Это - хлеб. Я его заработал, и я его съем; съем и водицей запью. Так? Значит, пообедаю и никого не обижу. Рыба и птица тоже хотят пообедать… У вас, значит, своя пища! Зачем же ссориться?
Воробей Воробеич откопал червячка, значит, он его заработал, и, значит, червяк - его…
- Позвольте, дяденька… - послышался в толпе птиц тоненький голосок. Птицы раздвинулись и пустили вперед Бекасика-песочника, который подошел к самому трубочисту на своих тоненьких ножках.
- Дяденька, это неправда.
- Что неправда?
- Да червячка-то ведь я нашел… Вон спросите уток - они видели. Я его нашел, а Воробей налетел и украл.
Трубочист смутился. Выходило совсем не то.
- Как же это так?.. - бормотал он, собираясь с мыслями. - Эй, Воробей Воробеич, ты это что же, в самом деле, обманываешь?
- Это не я вру, а Бекас врет. Он сговорился вместе с утками…
- Что-то не тово, брат… гм… Да! Конечно, червячок - пустяки; а только вот нехорошо красть. А кто украл, тот должен врать… Так я говорю? Да…
- Верно! Верно!.. - хором крикнули опять все. - А ты все-таки рассуди Ерша Ершовича с Воробьем Воробеичем! Кто у них прав?.. Оба шумели, оба дрались и подняли всех на ноги.
- Кто прав? Ах вы, озорники, Ерш Ершович и Воробей Воробеич!.. Право, озорники. Я обоих вас и накажу для примера… Ну, живо миритесь, сейчас же!
- Верно! - крикнули все хором. - Пусть помирятся…
В рассказе «Легкое дыхание» с первых строк сталкиваются несовместимые понятия: с одной стороны, молодость и красота, с другой — смерть и тление. «На кладбище, над свежей глиняной насыпью стоит новый крест из дуба, крепкий, тяжелый, гладкий... В самый же крест вделан медальон, а в медальоне — фотографический портрет гимназистки с радостными, поразительно живыми глазами...»
Это портрет Оли Мещерской.
В пятнадцать лет она уже слыла красавицей. «Вез всяких забот и усилий, как-то незаметно пришло к ней изящество, нарядность, ловкость, ясный блеск глаз. В последнюю свою зиму Оля, как о ней говорили в гимназии, совсем «сошла с ума от веселья». Она казалась самой беззаботной, самой счастливой».
Но вот уже в кабинете начальницы гимназии Оле приходится оправдываться за свою красоту и безоглядное веселье: «Я не виновата, madame, что у меня хорошие волосы!» — «Ах, вот как, вы не виноваты! — сказала начальница. — Вы не виноваты в прическе, в этих дорогих гребнях!»
Так предъявляется обвинение красоте. А через месяц последовал и приговор: «... казачий офицер, некрасивый и плебейского вида... застрелил ее (Олю) на платформе вокзала, среди большой толпы народа...» Страница из дневника Оли, которую предъявил казачий офицер судебному следователю в качестве своего оправдания, делает эту гибель еще более нелепой, необъяснимой. Нельзя же всерьез считать основанием для убийства то, что юная красавица-гимназистка обманула увлеченного ее красотой казачьего офицера, который втрое старше ее.
Остается признать, что причина — в ее красоте, в ее легком дыхании, которое «теперь рассеялось в мире, в этом облачном небе, в этом холодном весеннем ветре».
В рассказах Бунина на гибель обречено все, что делает мир живым: молодость, любовь, сила и красота. Революция 1917 года стала для Бунина победой хаоса, бесформенности и безобразия. Он воспринял ее как невосполнимую утрату красоты, строя, лада, гармонии. В «Окаянных днях», написанных Буниным в первые послереволюционные годы, звучит все та же тревога о судьбах красоты и молодости в России: «Опять несет мокрым снегом. Гимназистки идут, облепленные им — красота и радость... синие глаза из-под поднятой к лицу меховой муфты... Что ждет эту молодость?»
Софья, с невольного плутовства которой и начинается пьеса, — сложная натура. Она остроумна, сообразительна, презирает гру¬бость и невежество Скалозуба, ее раздражает желчный язык Чацко¬го. Воспитанная на французских романах, Софья оттуда заимствует образ возлюбленного — робкого, преданного, но бедного человека. Черты этого «рыцаря» она «приписывает» Молчалину и жестоко обманывается. Презирая «кривизну души», Софья по тактическим соображениям вынуждена фальшивить и прятаться, чтобы отстоять свое право любить наперекор воле отца и мнению «света». Скепти¬чески относящаяся к обществу, хотя и не вступающая с ним в про¬тивоборство, она оказывается опасной противницей Чацкого, рас¬пространяющей клевету о его сумасшествии. Но поведение героини от сцены к сцене свидетельствует о неспособности к сознательному обману, об искренности ее отношения к Молчалину. Став свидетельницей его любовного домогательства Лизы, Софья мужествен¬но, обвиняя «себя кругом», переносит удар. Она покорно выслуши¬вает и нравоучения Фамусова, и язвительное предложение Чацкого помириться с Молчалиным. Но последнее, учитывая сущность ее характера, вряд ли возможно