Сатира – это литературная критика определенных явлений общества, образа жизни людей и образа их мыслей. По словарю Даля – «сочиненье насмешливое, осмеяние слабости и порока». Данный жанр в нашей стране переживал бурный рост в восемнадцатом веке. Он был популярен в журналах, повестях, романах и особенно в рассказах. Один из первых образцов сатиры – комедия Д. И. Фонвизина «Недоросль». Творчество Крылова также высмеивает людские пороки. В девятнадцатом веке наиболее яркими образцами сатиры являлись произведения Грибоедова, Гоголя, Некрасова и, конечно же, М.Е. Салтыкова-Щедрина. Его сатира являлась наиболее едкой, насмешливой и язвительной. Чернышевский говорил: "Ни у кого из предшествующих Щедрину писателей картины нашего быта не рисовались красками более мрачными. Никто не карал наших собственных язв с большей беспощадностью". Салтыков-Щедрин имел талант чутко улавливать все острые конфликты и проблемы в России и выставлять их напоказ перед всем русским обществом в своих произведениях. Его возмущало несправедливое отношение власти к подчиненным, покорность простого народа высшим чиновникам. Это и было центральной темой его сатиры – взаимоотношения господ и рабов. Несмотря на то, что свои произведения автор писал в девятнадцатом веке, многое из того, что он описывает в дореволюционной России актуально до сих пор. И думается мне, будет актуально еще долго. Поскольку в них затрагиваются “вечные проблемы”, которые всегда будут на злобе дня из-за людских недостатков и слабостей.
Возьмем для примера роман «История одного города». В нем Салтыков-Щедрин высмеивает самодержавие, потому как для него это бесчеловечный и жестокий строй. Прежде всего, люди, приходящие к единоличной власти, часто теряют разум, и ими овладевают такие качества как жадность, эгоизм, самолюбие, несправедливость, жестокость. Конечно, это происходит не всегда, но в большинстве случаев действительно так. Салтыков-Щедрин лихо проходится по градоначальникам города Глупова: Иван Великанов «обложил в свою пользу жителей данью по три копейки с души, предварительно утопив в реке экономии директора. Перебил в кровь многих капитан-исправников», Богдан Пфейфер, «ничего не свершив, сменен в 1762 году за невежество». У Брудастого в голове вместо мозга действует «органчик», периодически наигрывающей два окрика: «Разорю!» и «Не потерплю!». Онуфрий Негодяев (не правда ли, говорящая фамилия?) «размостил вымощенные предместниками его улицы и из добытого камня настроил монументов». Прыщ оказался с фаршированной головой, главным его девизом было «Отдохнуть-с», Перехват-Залихватский «въехал в Глупов на белом коне, сжег гимназию и упразднил науки». Маркиз де Санглот «отличался легкомыслием и любил петь непристойные песни. Летал по воздуху в городском саду, и чуть было не улетел совсем, как зацепился фалдами за шпиц, и оттуда с превеликим трудом снят» за это и был отправлен в отставку. ДюШарио вообще оказался женщиной. А Фердышенко, Петр Петрович, например, «недоимки запустил; любил есть буженину и гуся с капустой. Во время его градоначальствования город подвергся голоду и пожару». Есть еще некоторые градоначальники, но вообщем, смысл понятен: писатель стремится показать всех властителей как можно глупее и смешнее, не чурается обидных слов в их адрес. Приходишь в недоумение от таких управленцев и поражаешься, как все это терпит простой народ. Салтыков-Щедрин умело пользуется гротеском и гиперболой, что делает образы безмозглых градоначальников еще нелепее. В то же время, Салтыков-Щедрин обвиняет народ в его покорности, смирении и пассивности по отношению к самодержавной власти.
Также эту тему писатель затрагивает в своих сказках. «Повесть о том, как мужик двух генералов прокормил» является тому подтверждением. Автор пытается показать бесполезность существования генералов, которые ничего не умеют делать, кроме как эксплуатировать народ. Попав на необитаемый остров, сами они не могут ни рыбы поймать, ни плод с дерева сорвать, ни охотиться. Хорошо характеризует генералов их диалог, в котором они недоумевают, что пища в первоначальном виде «летает, плавает и на деревьях растет» и, оказывается, «кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить...» Смешно наблюдать. На помощь, как всегда, приходит простой работящий человек. Что-что, а командовать генералы умеют. Очень хорошо чувствуется, с какими теплыми чувствами Салтыков-Щедрин относится к мужику, который научился быть сильным, ловким, сообразительным. Он сумел поймать рябчика силком, сделанным из собственных волос, «развел огонь», «стал даже суп в пригоршне варить». И с острова необитаемого их вывез, а в награду получил лишь «рюмку водки да пятак серебра». Опять же мы наблюдаем, как автор осуждает паразитическую жизнь генералов, и в то же время ему грустно, от того, что русский человек настолько покорен.
— Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спалённая пожаром, Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, <span>5 </span>Да, говорят, ещё какие! Недаром помнит вся Россия Про день Бородина!
— Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя: <span>10 </span>Богатыри — не вы! Плохая им досталась доля: Не многие вернулись с поля… Не будь на то Господня воля, Не о́тдали б Москвы!
<span>15 </span>Мы долго молча отступали. Досадно было, боя ждали, Ворчали старики: «Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры <span>20 </span>Чужие изорвать мундиры О русские штыки?»
И вот нашли большое поле: Есть разгуляться где на воле! Построили редут. <span>25 </span>У наших ушки на макушке! Чуть утро осветило пушки И ле́са синие верхушки — Французы тут как тут.
Забил заряд я в пушку туго <span>30 </span>И думал: угощу я друга! Постой-ка, брат мусью́! Что тут хитрить, пожалуй к бою; Уж мы пойдём ломить стеною, Уж постоим мы головою <span>35 </span>За родину свою!
Два дня мы были в перестрелке. Что толку в этакой безделке? Мы ждали третий день. Повсюду стали слы́шны речи: <span>40 </span>«Пора добраться до картечи!» И вот на поле грозной сечи Ночная пала тень.
Прилёг вздремнуть я у лафета, И слышно было до рассвета, <span>45 </span>Как ликовал Француз. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, Кто штык точил, ворча сердито, Кусая длинный ус.
<span>50 </span>И только небо засветилось, Всё шумно вдруг зашевелилось, Сверкнул за строем строй. Полковник наш рождён был хватом: Слуга царю, отец солдатам… <span>55 </span>Да, жаль его: сражён булатом, Он спит в земле сырой.
И молвил он, сверкнув очами: «Ребята! не Москва ль за нами? Умрёмте ж под Москвой, <span>60 </span>Как наши братья умирали!» И умереть мы обещали, И клятву верности сдержали Мы в Бородинский бой.
Ну ж был денёк! Сквозь дым летучий <span>65 </span>Французы двинулись, как тучи, И всё на наш редут. Уланы с пёстрыми значками, Драгуны с конскими хвостами, Все́ промелькнули перед нами, <span>70 </span>Все́ побывали тут.
Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена́, как тени, В дыму огонь блестел, Звучал булат, картечь визжала, <span>75 </span>Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел.
Изведал враг в тот день немало, Что́ значит Русский бой удалый, <span>80 </span>Наш рукопашный бой!.. Земля тряслась — как наши груди; Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий Слились в протяжный вой…
<span>85 </span>Вот смерклось. Были все́ готовы Заутра бой затеять новый И до конца стоять… Вот затрещали барабаны — И отступили басурманы. <span>90 </span>Тогда считать мы стали раны, Товарищей считать.
Да, были люди в наше время, Могучее, лихое племя: Богатыри — не вы. <span>95 </span>Плохая им досталась доля: Не многие вернулись с поля. Когда б на то не Божья воля, <span>Не о́тдали б Москвы!</span>
<span>Девочке помогла не стать злым человеком и вера в мечту. Ассоль верила в чудо, жила надеждой на светлое будущее, на большую любовь, которая обязательно должна появиться в её жизни, и это долгожданное чудо свершилось.</span>