Клодт Михаил Константинович - русский художник-пейзажист второй половины XIX века. Первым из русских художников объединил жанровую картину с эпическим пейзажем. Племянник Петра Карловича Клодта - выдающегося русского скульптора, родился 30 декабря 1832 года, в Петербурге. Его отец Константин Карлович Клодт, занимался гравюрой по дереву. Учился в Петербургской Академии художеств (1851—1858).
Михаил Константинович Клодт родился в Петербурге 11 января 1833 года в художественно одарённой семье. Его отец, Константин Карлович Клодт, генерал от артиллерии, увлекался гравюрой по дереву; дядя, Петр Карлович Клодт, был одним из лучших скульпторов. В раннем детстве Михаил Константинович был нелюдим. Первоначально рисунку обучался в Горном кадетском корпусе у Ивана Трофимовича Хруцкого, который и раскрыл в нем талант художника.
Учился в Петербурской Академии художеств (1851—1858). Закончил обучение в Академии по классу пейзажиста М. Н. Воробьева, получил золотою медаль второй степени за картину «Вид на острове Валааме» и золотую медаль первой степени за картину «Вид в имении Загезаль близ Риги». За эти заслуги был направлен на три года пенсионером в Швейцарию и Францию. Через год Клодт попросил разрешения вернуться. Получив официальное разрешение от Академии в январе 1861 года возвращается в Россию. В этом же году получил звание академика за картины «Ночной вид в Нормандии» и «Вид в долине реки Аа», написанные по заграничным впечатлениям и отправился в путешествие по России.
Весной 1862 года состоялась его свадьба с Елизаветой Гавриловной Владимирцовой. С 1860-го по 1870-й много путешествует по стране с целью изучения родной природы, упорно и плодотворно работает. В 1867 году, через два года после смерти Елизаветы Гавриловны, Клодт женится второй раз.
В 1870 году Клодт становится членом-учредителем Товарищества передвижных выставок. Работает профессором в Академии художеств (1873—1886). В 1879 году Клодт уходит из Товарищества передвижников в результате конфликта с Куинджи. После этого события творчество художника постепенно пошло на спад, в том числе из-за развивавшейся болезни глаз. О последних годах его жизни практически ничего не известно.
Вообще, Клодт по праву считается тонким мастером лирического пейзажа. Его работы отличаются невероятной тщательностью в исполнении, которая в некоторых случаях приводила художника к натурализму(«Коровы»). В 1860-х годах Клодт, работая в Орловской, Тульской и Смоленской губерниях создает пейзажи «Большая дорога осенью» (1863), «Дубовая роща» (1863), «Вид в Орловской губернии» (1864), «Русская деревня», «Аллея в березовой роще» (1867), «Лучи солнца», «Закат солнца в Орловской губернии» (1867). Но свои лучшие произведения Клодт создал в 1870-е годы. К ним общепризнано относятся «Коровы» (1870), «На пашне» (1872), «Лесная даль в полдень» (1873), «Полдень» (1870).
Центральное место в творчестве художника заняла картина «На пашне», став образцом русского эпического пейзажа начала 1870-х годов.
<span>По словам В. В. Стасова, Клодт утвердился в искусстве как «живописец поэтических сельских настроений».</span>
Скончался Михаил Константинович Клодт 16 (29) мая 1902 года.
Реальные черты характера раскрываются и в образе Солохи, расчетливой и хитрой женщины, ловко управляющейся со своими многочисленными обожателями. Солоха «так умела причаровать к себе самых степенных Козаков (которым, не мешает между прочим заметить, мало было нужды до красоты), что к пен хаживал и голова, и дьяк Осип Никифорович (конечно, если дьячихи не было дома), и Чуб, и Казак Касьян. И, к чести се сказать, она умела искусно обходиться с ними. Ни одному из них и в ум не приходило, что у него есть соперник… Может быть, эти самые хитрости и сметливость ее были виною, что кое-где начали поговаривать старухи, особливо когда выпивали где-нибудь на веселой сходке лишнее, что Солоха точно ведьма».
<span>Замечательным юмором овеян образ старого ловеласа казака Чуба, человека недалекого, туго соображающего и в то же время упрямого, самоуверенного. Очень выразителен и образ дьяка, занятого поисками земных утех, выступающего в качестве одного ИЗ «солидных» конкурентов в шеренге обожателей Солохи. </span>
<span>Характерная особенность «Ночи перед Рождеством» состоит в том, что наряду с образами, взятыми из народной среды, здесь показаны столичные верхи, рядом с фантастикой нарисованы реальные исторические фигуры. Включение в повесть картин, изображающих Петербург, несомненно, содержит в себе определенное сопоставление их со сценами и образами народной жизни. Вакулу более всего поразило в Петербурге обилие «панства». «Господ, в крытых сукном шубах, он увидел так много, что не знал, кому шапку снимать. «Боже ты мои, сколько тут панства!- подумал кузнец.- Я думаю, каждый, кто ни пройдет по улице в шубе, то и заседатель, то и заседатель! а те, что катаются в таких чудных бричках со стеклами, те, когда не городничие, то верно комиссары, а может еще и больше». В первоначальной редакции «Ночи перед Рождеством» впечатление Вакулы от Петербурга было выражено несколько острее: «и в друг увидел в крытых сукном тубах, что не знал, кому шапку снимать. «Боже ты мой! Сколько (чиновничества) панства тут»,- подумал кузнец». </span>
<span>Иронический тон Гоголь сохраняет и при описании придворной знати, подчеркивая то соединение надменности и раболепия, высокомерия и трусливого заискивания, которое характерно для знатных особ. «Минуту спустя, вошел в сопровождении немой спиты количественного росту довольно плотный человек в гетманском мундире, в желтых сапожках. Волосы на нем были растрепаны, один глаз немного крив, па лице изображалась какая-то надменная величавость, во всех движениях видна была привычка повелевать. Все генералы, которые расхаживали довольно спесиво в золотых мундирах, засуетились и с низкими поклонами, казалось, ловили его слово и даже малейшее движение, чтобы сейчас лететь выполнять его». </span>
<span>Потемкин нарисован в «Ночи перед Рождеством» властным и хитрым сановником, лукавым царедворцем. Заранее дав «наставления» запорожцам о том, как и что им говорить на приеме у царицы, он зорко следит за исполнением своего «режиссерского» плана. В повести содержится ясное указание на то, что приезд запорожцев в столицу связан с уничтожением Запорожской Сечи, прежних казацких вольностей. Это придает образу Потемкина, так же как и образу Екатерины II, отнюдь не «благостный» облик. Вместе с тем очевидно, что писатель не стремился нарисовать портрет Екатерины II в обличительном духе. </span>
<span>Сопоставление картин народной жизни и картин сановного Петербурга в «Ночи перед Рождеством» широко не развернуто, и тем не менее оно весьма существенно как выражение общей направленности «Вечеров». Тут мы видим развитие тех идей, которые высказаны от имени Рудого Панька в его «предисловии» к «Вечерам», когда «издатель» повестей сравнивал народный быт с бытом и жизнью знати. </span>
<span>В «Ночи перед Рождеством», так же как и в других повестях, Гоголь широко использовал народные легенды и сказания. В сравнении с «Майской ночью» и «Сорочинской ярмаркой» фантастика в «Ночи перед Рождеством» представлена более широко. И в то же время здесь с большей выразительностью и силой осуществлено ее «снижение», развернуто своеобразное ее «обытовление». Переключенная в «бытовой» план, показанная в юмористическом освещении, фантастика теряет свои очертания необычного, страшного и непонятного, становясь чем-то смешным и забавным. Фантастические фигуры и образы предстают в «Ночи перед Рождеством» и качестве носителей мелочных житейских страстей и стремлений. «Одна только ночь оставалась ему (черту) шататься на белом свете; но и в эту ночь оп выискивал чем-нибудь выместить на кузнеце свою злобу. И для этого решился украсть месяц… Таким-то образом, как только черт спрятал в карман свой месяц, вдруг по всему миру сделалось так темно, что не всякий бы нашел дорогу к шинку, не только к дьяку. Ведьма, увидевши себя вдруг в темноте, вскрикнула. Тут черт, подъехавши мелким бесом, подхватил ее пол, руку и пустился нашептывать па ухо то самое, что обыкновенно нашептывают всему женскому роду».</span>