Когда кого то обнанули надо испытывать сочуствие
в произведение "недоросль" когда госпожа простокова ругала тришку портного самоучку
В петербургский круг однокашников Гоголя входил выпускник Нежинской гимназии высших наук Аполлон Мокрицкий, будущий художник, служивший в то время мелким канцелярским служащим. В сентябре 1831 года Мокрицкий был зачислен «посторонним учеником» Академии художеств. В начале 1832 года он начал учебу в мастерской у прославленного живописца А. П. Венецианова. Документально не подтверждено, но вероятнее всего именно Мокрицкий, «мой однокорытник из Нежина» (Гоголь) , и познакомил учителя с начинающим писателем. Впрочем, Венецианов почти ежедневно, без церемоний навещал В. И. Григоровича, который неизменно был с художником доброжелателен и оказывал ему всяческое содействие. Первое знакомство писателя и художника могло произойти и в доме конференц-секретаря. В 1834 году А. Г. Венецианов создал самый ранний литографированный портрет писателя, который, по мнению современников С. Т. Аксакова, П. А. Каратыгина, был поразительно схож с оригиналом5. Вот как описал внешность Гоголя С. Т. Аксаков: «Наружный вид Гоголя был тогда совершенно другой и невыгодный для него: хохол на голове, гладко подстриженные височки, выбритые усы и подбородок, большие и крепко накрахмаленные воротнички придавали совсем другую физиономию его лицу: нам показалось, что в нем было что-то хохлацкое и плутоватое. В платье Гоголя приметна была претензия на щегольство. У меня осталось в памяти, что на нем был пестрый светлый жилет с большой цепочкой. У нас остались портреты, изображающие его в тогдашнем виде, подаренные впоследствии Константину самим Гоголем» 6.
В первой половины 1830-х годов Н. В. Гоголь остро интересовался теорией и критикой пластических искусств. В это время им были написаны статьи «Скульптура, живопись и музыка» , «Об архитектуре нынешнего времени» и обширный восторженный отзыв о полотне «Последний день Помпеи» (август 1834)7. В этом очерке писатель выступил как художественный критик8. Как человек, вхожий в мастерские художников, прекрасно знавший их обиход, особенности жизни, а главное — психологию творческой личности, Гоголь приступил к работе над первой редакцией мистического «Портрета» . Вопрос о генезисе и времени создания повести остается в литературоведении до сих пор весьма спорным9.
Шестого июня 1836 года Гоголь выехал за границу. В письме «бесценным сестрицам» Анне и Елизавете от 17 июля Николай Васильевич описал немецкие города Любек и Гамбург: «Домики маленькие, но зато чрезвычайно высокие, есть в шесть и семь этажей… Гамбург прекрасный город, и жить в нем очень весело. Там есть одна набережная, которая называется Jungfernsteig (девичья тропа. — Л. М.) , на которой такая гибель гуляющих, что упасть некуда, по ней везде павильоны, в которых беспрестанно играет музыка. Вот какие домы в Гамбурге. Не правда ли странные? Окошек чрезвычайно много» 10. И Гоголь для наглядности нарисовал в письме архитектурные особенности тамошних соборов и домов. Любопытно сравнить эти рисунки писателя с путевыми зарисовками в альбоме художника Михаила Скотти, двумя годами позднее проделавшего тот же путь11.
Проведя лето в Швейцарии, Гоголь перебрался в Париж, куда он «попал почти нечаянно. В Италии холера, в Швейцарии холодно. На меня напала хандра, да притом и доктор требовал для моей болезни перемены места. Я получил письмо от Данилевского, что он скучает в Париже (с А. С. Данилевским, гимназическим другом и двоюродным братом, Гоголь выехал за границу и расстался в Аахене. — Л. М.) , и решился ехать разделять его скуку» 12. С ноября 1836 по февраль1837 года Гоголь прожил в Париже. Там он узнал о смерти А. С. Пушкина.
Я не знаю все ли тут,но все что нашла:
1)Скажи мне, что средь этих стен
Могли бы дать вы мне взамен
Той дружбы краткой, но живой,
Меж бурным сердцем и грозой?
2)Давным-давно задумал я
Взглянуть на дальние поля,
Узнать, прекрасна ли земля,
Узнать, для воли иль тюрьмы
На этот свет родимся мы.
3)Меня могила не страшит:
Там, говорят, страданье спит
В холодной вечной тишине.
4)Угрюм и одинок,
Грозой оторванный листок,
Я вырос в сумрачных стенах
Душой дитя, судьбой монах.
5)А надо мною в вышине
Волна теснилася к волне
И солнце сквозь хрусталь волны
Сияло сладостней луны.
6)Вдали я видел сквозь туман,
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
7)Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит.