“Повесть о капитане Копейкине” внутри поэмы - не эпизод, а так называемая вставная конструкция, то есть самостоятельное произведение, с определенной целью вставленное автором в другое повествование. Вставка “режет по живому”, резко отвлекая читателя от главного сюжета и переключая его внимание на другой, нарушая целостность восприятия.
Возможно, поэтому вставные конструкции встречаются весьма редко: помимо “Повести о капитане Копейкине” можно назвать еще “Легенду о Великом Инквизиторе” из романа Ф. М. Достоевского “Братья Карамазовы”. Но, очевидно, автор сознательно идет на риск отвлечь внимание читателя от основного повествования, используя такой рискованный художественный прием, как вставная конструкция.
Что же побудило Гоголя поместить в текст “Мертвых душ” вполне самостоятельное произведение, каков был замысел и как он исполнен автором? Получить ответ на этот вопрос можно, проанализировав “Повесть о капитане Копейкине”.
Повесть появляется в поэме совершенно неожиданно, едва ли не в форме анекдота, забавного недоразумения. Прослышав об афере Чичикова с мертвыми душами, чиновники губернского города N строят различные предположения о том, кто же такой Павел Иванович. “Вдруг почтмейстер, остававшийся несколько минут погруженным в какое-то размышление, вследствие ли внезапного вдохновения, осенившего его, или чего иного, вскрикнул неожиданно: "Это, господа, сударь мой, не кто иной, как капитан Копейкин! "
Свой рассказ почтмейстер предваряет репликой о том, что “это, впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писателя в некотором роде целая поэма”. Этой репликой Гоголь прямо указывает на то, что далее последует самостоятельное, не связанное с историей о мертвых душах повествование. Сюжет “Повести о капитане Копейкине”, занявшей в поэме всего шесть страниц, прост и одновременно энергичен, события следуют одно за другим, готовя неожиданную развязку.
Рассказ о том, как капитан Копейкин, потерявший на войне с французами руку и ногу и не имеющий средств к существованию, пытался получить помощь от государства, промаялся в приемной вельможи-генерала в безнадежном ожидании царской милости, стремясь настоять на своем праве получить положительную “резолюцию” и как он был выслан по месту жительства, заканчивается сообщением о лесной шайке разбойников, чьим атаманом был никто иной. , как сам капитан Копейкин.
Центральное место в сюжете занимает описание бесконечных посещений капитаном приемной вельможи, первое из которых сопровождалось “чуть ли не восторгом” от сознания близости заслуженного “пенсиона”, а последнее имело следствием непреклонное решение самому найти “средств помочь себе”, о которых и сообщает почтмейстер.
В “Повести о капитане Копейкине” использованы и другие элементы композиции. Гениальный мастер портрета, Гоголь полностью игнорирует этот художественный прием (описания увечий Копейкина служат иной цели) . Зато подробно и гротескно описывается швейцар: “Один швейцар уже смотрит генералиссимусом: вызолоченная булава, графская физиогномия, как откормленный жирный мопс какой-нибудь; батистовые воротнички, канальство! ”.
У Копейкина нет имени и отчества, а чиновник остался вовсе безымянным. Более того, этот “государственный человек” именуется то “генерал-аншефом”, то “начальником”, то “вельможей”, то “министром”. И становится ясным, что автор и отсутствием портрета, и недомолвками насчет имен, и произвольным перебором должностей “сановника” (еще один ранг) добивается максимального обобщения частного случая.
Гоголь в “Повести о капитане Копейкине” совершенно отказался от лирических отступлений. Задача автора - обобщить факты и подать их как "великую правду о российской жизни".
НУ для начала, расскажите об истории кружева:
Слово «кружево» впервые появляется в русской летописи XIII в. Князь Даниил Галицкий при встрече с венгерским королем (1252 г.) имел на себе «кожух оловира грецкаго и круживы златыми плоскими ошит» (Ипатьевская летопись, http://litopys.org.ua/ipatlet/ipat36.htm). В духовной грамоте XV в. говорится о ларце «с костьми, а в нём каймы и круживо...», а в духовной грамоте княгини Юлианы, супруги князя Василия Борисовича Волоцкого (1503 г.) упоминается:
<span> <span>«сорочка шита червчата, рукава сожены... да круживо на портищо шито золотом да серебром...».
</span></span>
Новый вид рукоделия – плетение узора из нитей на коклюшках – привезён в Россию из Западной Европы в начале XVII в., где кружевоплетение появилось во второй половине XVI в. (до этого были известны лишь шитые кружева).
Вот тогда-то слово «кружево» укрепилось именно за сплетёнными ажурными изделиями, не имеющими тканой основы. Кружево – декоративные элементы из ткани и ниток. Общим признаком всех видов кружева являются дыры – просветы – разных диаметров между нитками, которые и образуют узор. Кружево используется в оформлении одежды, а также в оформлении интерьера в виде декоративных панно, скатертей, тюлей, покрывал. Оно используется также для украшения женского нижнего белья.
В России кружева делали уже в первой четверти XVII в. Сначала из золотых и серебряных нитей – для нужд царского двора, а когда научились плести из льна с шёлком, из хлопчатобумажных нитей, кружевоплетением занялись в монастырских мастерских, в помещичьих усадьбах.
<span>Кружевными изделиями славились Торжок и Калязин, Рязань и Вологда, Елец и Михайлов. И у каждого центра были свои особенности. Так, елецкие кружева имели всего лишь четыре элемента узора, которые располагались на прозрачном фоне, похожем на тюлевую сетку или ажурную решётку. Это делало их необычно лёгкими, воздушными.</span>