буквы е ё ю я обозначают два звука в следующих случаях:
А) в начале слова (Юнга ,ярмарка)
Б) после гласного(военный,маёвка)
В) после раздельтельных ъ и ь (серьёзный, въедливый)
Один звук: после согласных( Лёша, лес, любовь, пятка)
Перо[п`иро]
Вёсла[в`осла]
Клюв[кл`уф]
Мята[м`ата]
Подъезд[падйэст]
Подъём[падйом]
Вьюга[в`йуга]
Семья[с`им`йа]
Ель[йэл`]
Ёжик[йожык]
Юбка[йупка]
Яхта[йахта]
Поезд[пойист]
Поёт[пайот]
Мою[мойу]
Пояс[пойис]
Ударение только сам поставь.Удачи
Полы не покрашены , не мигающий взгляд , не доказанная фраза , немного
не доделанный, очень не продуманное решение,цветы
не собранны, по не зависящим обстоятельствам,неподражаемый актер, не заклеенный конверт, не замужняя дама,не дозрелый персик,не знающий усталости путник,никогда не разлучающиеся супруги, не наклеенная сестрой марка, не обладающий тактом юноша,вопрос
не решенный вовремя, обед не готов, костер не погашен
не погашенный свет,не дорогая, но красивая вещь;очень не интересный субъект, не громкий, а тихий звук; не имеющий слабых мест фильм.
Натюрморт – это изображение вещественного мира, а вещь, как известно, имеет форму, цвет, фактуру, а иногда запах и вкус. Натюрморт, с которым мы знакомимся сегодня, великолепно передает именно последние характеристики, активизируя чувства вкуса и обоняния у зрителя. И то, и другое помогает нам понимать полноту жизни, вспомните, насколько блекнет мир, когда нас мучает насморк…
Русский художник Илья Машков<span> (1881-1944) о своем диптихе «Снедь московская» говорил: «Писал два натюрморта, продукт сельского труда, человеческое питание, снедь, мясо и хлеба русские… Мне хотелось в этом незамысловатом сюжете показать реалистическое искусство. «Мясо и дичь» - я сознательно придерживался принципов старых великих мастеров-классиков. «Хлебы» - это наша московская рядовая пекарня своего времени, примерно Смоленский рынок, и композиция как бы безалаберная, но нашенская, московская, тутошняя, а не парижская».</span>
<span>Итак, </span>натюрморт «Снедь московская. Хлебы»<span> (1924, Государственная Третьяковская галерея). Здесь нет скромной still life, жизнь в этой картине более чем активная: связки баранок вот-вот упадут с полки, крендель «делает колесо», из-за занавески стыдливо выглядывает лепешка, аппетитная обойма булочек борется за место с расстегаем. Это изобилие… снеди, а ведь по-другому и не скажешь, разламывается, откусывается, растаивает, рассыпается, проминается, или режется. Это вкусно!</span>
Искусствовед и филолог С.Н. Дурылин в своей книге «В родном углу» описывает быт старой Москвы, и в том числе говорит о столичном хлебосольстве: «Из ржаной муки выпекали пеклеванный (из мелко смолотой и просеянной просяной и ржаной муки), бородинский, стародубский и рижский. Из пшеничной муки сорта были неисчислимы: «французские булки», простые с поджаристым загибом, обсыпанные мукою; маленькие копеечные французские хлебцы, именовавшиеся попросту «жуликами»; витушки из перевитых жгутов крутого теста; саечки, обсыпанные маком или крупной солью; сайки простые, выпекавшиеся на соломе, с золотыми соломинками, приставшими в исподу; калачи крупные и калачи мелкие и т.д.»
<span>Думаю, что этот натюрморт трогает современного зрителя еще и потому, что в наш санитарно-гигиенический век редко встретишь на прилавках магазинов хлеб без целлофана. Запах и ощущения, как правило, заперты под капсулой коробки или пакета, а тут витрина буйства вкуса и съедобной свободы!</span>