я предлагаю вам отрывок из Одиссеи ( книга 8, Улисс у Алкиноя). надеюсь, вы будете способны выделить особо понравившиеся строчки?
...И песнопевец, исполненный бога, вещает: "Уже корабли, благолепно устроенны, в море готовы, И хитрые чада Аргoса, таясь на брегу искривленном, Пред станом, при соснах горящих, сидят в ожидании томном. Тогда знаменитый Уллис с избрaнной дружиной отважных, Сокрытые в мaхине дивной, у врат Илиона отверстых, Решительны, хладны, как смерть, внимают врагов совещанья. Еще колебался народ: одни предлагали поспешно Чудовищны ребра пронзить испытующей медью; Иные воздвигнуть коня на утес - и в бездну низвергнуть; Иные желали бессмертным принесть в благочестную жертву. Приятно и праведно всем показалось последнее слово. И се! растворился в стенах Илион - восприять свою гибель! Громада, шатаясь, со скрыпом несет разрушенье по стогнам!" Потом воспевает певец, как греки в желанное время, Исторгшись из оной, коварством созданной темницы, Ударили с шумом на стражу, объятую жалкой дремотой; Трояне, смятенны, постигнуты часом ужасно внезапным, Как тени, не видят, не внемлют, не сыщут оружий!.. Но рьяный и быстрый Улисс к чертогам Дейфоба стремится, Арею подобный, свирепый, с подобным себе Менелаем; Там ярая сеча кипела; мечи об мечи ударялись; Но скоро, водимый Минервой, Улисс увенчался победой! Сие воспевал Демодок, вдохновенный певец Алкиноя. И в сердце Улисса минувшее всё оживилось печально! Смущенный герой воздыхал, и ланиты покрылись слезами. Так нежна супруга скорбит о любви своей - милом супруге, Который погиб пред очами отеческа града и братии, Погиб, подвизаясь отвесть злоключенья годину свирепу От родины, прежде блаженной, от чад, украшения дома! Несчастная видит супруга, как страждет в борении смерти, К нему приникает, и бьется, и ноет... Но изверги люты, Как гладные звери, стеклись; от милых останков отторгли... И се! повлеклася невольница к нyжде и к вечному горю! Влечется во чуждую землю, к печалям и тяжкой работе! И прелесть младая навеки угасла на томных ланитах! Так, скорбью снедаем, Улисс проливал неотрадные слезы; Но, мудрый и скромный, таил от беседы он радостной слезы! Един Алкиной, приседящий герою, с болезнью их видит; Чувствительный, нежный владыка стенания странника внемлет, И, кротости важной исполнь, гласит собеседникам пира: "Внемлите, феакцов почетные князи и власти! А ты, Демодок, повели престать бряцающей арфе: Не к радости арфа твоя, не к радости общей бряцает! В часы пированья, при сладком пении струн оживленных, Уныние мрачно на миг не оставило милого гостя. Снедающа горесть лежит глубоко в его сердце!.. Умолкните, песни! - да чистую радость разделят согласно И гость, и хозяин: обычай таков на соборище братии!.. Когда ж уготовано всё сановитому мужу, несите, Представьте дары драгоценны, которыми чтит его дружба!.. Как брат, как родимый, любезен нам всякий странник несчастный, Любезен он сердцу, не чуждому бога и добрыя веры!.. А ты не скрывайся от нас чрез вымыслы хитросплетенны, Возлюбленный странник! - Ах! искренность - жизнь и веселье беседы. Поведай, как звали тебя твой отец, и матерь, и братья? Поведай, где область, где град, восприявший в тебе гражданина? Не всякий ли смертный имеет надежную собственность - имя!.. Убогий и знатный наследуют имя с рожденьем, И матерь с улыбкою первой его величает!.. Поведай мне землю, и племя, и счастливый дом воспитанья! - Тогда совещаем в соборе устроить твое возвращенье. Феакцы всегда изобильны в пловцах искушенных; Известны им нравы различны, обычай, законы народов, И близость, и дальность градов, и поля благодатны; И быстро преплавают воды, одеянны бурей и нощью! Им страх неизвестен в морях, неведома гибель в пучине; Но некогда, - так прорицал мой отец Навзитос, - В ужасное время землями тресущий Посeйдон Востребует жертв от пловцов, безбедно, без страха, Так долго сретавших брега отчианы любезной; Востребует грозно - и море в свирепом волненьи Пожрет феакийский корабль, ухищренно созданный, И град сей запрет неприступной скалою гранита! - Так старец прорек знаменитый! - Да будет воля святая Исполнить сей суд нам или не исполнить во благо!.. Но, странник! немедля открой мне желанную правду; Где был ты, что видел и что претерпел неповинный? Цветут ли еще на земли народы и грады блаженны? Ах, тяжко услышать, что есть под сияющим Фебом Доселе вертепы людей, незнакомых ни с верой, ни с правдой! Обрадуй, еще ль благоденствуют странноприимцы, Носящие в сердце любовь и к богам почитанье? Почто ты плачешь, когда вещают о славных аргивцах? Почто ты рыдаешь, как песни гремят о судьбе Илиона?.. Погибнуть - таков был совет неминуемый неба! Под сильною дланью бессмертных мы ходим и дышим, И дивны дела их - уроки позднейшим потомкам!.. Иль - может быть - сродник твой пал под стенами Приама, Почтенный и добрый, иль зять, или брат твой, По крови ближайший, единого племени отрасль? Иль друг, незабвенный, герой благородного сердца?.. Ах, менее ль брата, бесценного брата, любезен Прямой, несомненный друг, благотворного неба даянье?.."
<span>Начнем, как полагается, с завтрака. Привычный нам принцип "Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу" в Средние века не работал. Согласно церковной морали, употреблять пищу рано утром означало потакать "телесным слабостям", что не поощрялось. Привилегированные сословия и монахи, как правило, не завтракали, а те, кому предстояло весь день трудиться, запрет обходили. Но все равно завтрак был самым простым и состоял из куска хлеба с водой или, в лучшем случае и в зависимости от региона, вина или пива.
</span><span>В Средние века пекли самый разный хлеб: от дорогого из пшеничной муки тройного помола до "хлеба бедняков" из смеси разных злаков, в который в неурожайные годы добавляли и бобы, и желуди и даже сено. В ходу были пресные лепешки, дрожжевой хлеб, изделия с добавлением пряностей, сала и лука. Даже в замках пекари работали не каждый день, так что черствый хлеб был в порядке вещей. Кстати, его часто использовали в качестве тарелок или мисок. </span> Переходим к обеду? Обедали люди Средневековья, как и положено, в середине дня, а конкретное время зависело от сословия и обстоятельств. Дневной прием пищи тоже был достаточно легким, то есть больше всего люди съедали на ужин, стремясь насытиться на сутки вперед. Современный принцип"не есть после 18.00" явно был не в чести… Хотя, как правило, люди Средних веков от избыточного веса не страдали, а кажущаяся полнота некоторых оказывалась одутловатостью от недоедания.<span>На обед ели хлеб, свежие и вареные овощи (популярны были капуста, лук и репа), фрукты по сезону, яйца, сыр, очень редко – мясо или рыбу. В монастырских трапезных часто подавали густую похлебку или рагу из овощей и трав, к которым полагался хлеб или кусок пирога.
</span><span>Хлеб во время обеда часто заменяли пирогами. </span> <span>Заканчивая краткий экскурс в историю средневековой кухни, я хочу сказать, что человека в стремлении вкусно поесть не останавливало ничто и никогда. Как утверждал один из персонажей Чосера: "Счастлив только тот, кто, наслаждаясь, весело живет", и имелась в виду, в том числе, еда! Да, в те времена не было изобилия и разнообразия продуктов, которые мы имеем сейчас… Да, еще не придумали тех изысканных блюд, которыми мы восхищаемся сегодня… Да, наслаждение едой не поощрялось… </span>
Таким образом, Конфуций и его последователи обожествляли власть государя. Он считался не только "уполномоченным" Неба на земле, но и посредником между миром людей и миром духов и божеств. ... Конфуций не верил, что простой народ в состоянии познать его учение. "Ничтожный человек, - говорил он, - не способен познать веление Неба и не боится его, он презирает великих людей и оставляет без внимания речи совершенномудрых