В детстве каждый из нас делал пакости. На моем счету их не меньше чему у остальных. Но судя по рассказам родителей, я подходила к этому делу более серьезно, чем другие дети. К примеру, я каталась на дверце серванта, и отломала ее. Помыла кота в краске для пасхальных яиц. Погрызла каблуки на маминых новых туфлях. Но все это ничего, по сравнению с моей первой шалостью. Она была «особенной». Мама говорит что возможно, у меня даже был план действий, который я продумывала несколько недель. В общем, я чуть не спалила квартиру, а дело было так:
Мне было 3 года, и как остальные дети я стремилась к познанию всего нового. В этот день мне хотелось познать тайны маминого кипятильника. Я достала его из какой-то сумки, и долго не думая нашла розетку, куда можно было его включить. Пару минут я игралась с ним, и, судя по всему мне, стало горячо, потому я его кинула на кровать. Чтоб мама не ругалась, я включенный кипятильник, спрятала в ее кофточку. Спустя несколько минут, она вспыхнула. Я немножко полюбовалась на огонь, а затем решила скрыть результаты своего злодеяния под небольшой стопочкой газет. Вышла из комнаты, и закрыла за собой дверь. Минут пять я гуляла вокруг мамы и моей крестной, которые занимались на кухне лепкой пельменей, а за тем решила сообщить им новость. С абсолютно невозмутимым выражением лица, я стала разъяснять им ситуацию: «Мама, там, в комнатке горит. Но ты не переживай, я газетками накрыла и дверку заперла». А затем с таким же невозмутимы видом, отправилась в свою комнату. Видно составлять план отступления от церемонии, летающий ремней, которая меня ожидала.
Мама сперва подумала, что это какая-то шутка, но когда запахло жареным, она сразу же поняла в чем дело.
Пожар был потушен, церемония ремней была проведена. Пострадали 2 кровати, обои, шторы, гардины, и кусочек линолеума. С таким успехом я ворвалась в лигу шкодников.
Больше всего в этой истории меня радует то, что ее можно вспоминать с улыбкой на лице.
Но на этом мои злодеяния не закончились, немного позднее, я затопила квартиру крестной, но это уже совсем другая история.
В последнее время Шустиков занял особое место в жизни Костяшкина. Это был не просто приятель — помощник в беде, спутник в развлечениях, советчик. Костяшкин и не пытался с ним быть на равной ноге. Никто не объяснял Костяшкину смысл жизни так коротко и просто, как новый приятель. По словам Шустикова, все умные люди были ловчилы. На каждой золотой коронке он наживал полграмма, а то и грамм золота. У него была дача, обставленная мебелью красного дерева, и каждый год он ездил в Сочи. Дядя был восхитительный ловчила. Учителя, говорил Шустиков, также ловчилы. Они только стараются «зашибить деньгу». По крайней мере, умным. Сам Шустиков собирался «халтурить и не попадаться» и приманивал Костяшкина такой же будущностью. Сейчас в гостях у Ксении Николаевны Костяшкин впервые усомнился — правда, слегка, самую чуточку, — в том, что говорил ему Алексей. Не похоже было, чтоб Ксения Николаевна «зашибала деньгу». Слишком скромным, даже скудным было убранство её комнаты. И она, несомненно, умная, Ксения Николаевна, а вот… Не старалась, что ли, как Алёшкин дядя, нажить побольше добра? Костяшкин даже спросил для проверки (может, он не всё видел, что-то от него утаено): — У вас только одна эта комната? Ксения Николаевна удивилась: — Конечно. (Я одна — зачем же мне больше? А ты почему спросил? Он не мог ответить почему. Но, чтобы вывернуться, сказал, указывая на фотографии в простенке: — Я думал, вы с сыном… Ксения Николаевна взглянула на фотографии, и лицо её на мгновение стало каким-то отрешённым и беззащитным. Но сейчас же это выражение сменилось спокойным, чуть отчуждённым. — Мой сын убит в сорок третьем году, — сказала Ксения Николаевна. — Ему было семнадцать лет. А в пятнадцать он ушёл в народное ополчение: сумел упросить. Она опустила глаза. «Сын у неё не был шкурой. Сын был орёл. Сумел упросить… А Шустиков всё же брехун: «Умные зашибают деньгу, на остальное плюют». — Вам, может, нужно чего сделать? — спросил Костяшкин, скрадывая деликатность своего вопроса отрывистым тоном и всё-таки стесняясь этой деликатности. — Сделать? Да что же сделать?.. Если б ты оказался умельцем, может, штепсель мне переставил бы к изголовью. Но в электротехнике Костяшкин смыслил мало, о чём и пожалел. — Вот Стакин умеет, — сказал он, — для него это пустяк сущий. — Ну хорошо, — сказала Ксения Николаевна, — это и вообще пустяк; который внимания не стоит. Слушай, я хочу, чтоб ты понял очень важную вещь! Голос Ксении Николаевны стал подчёркнуто серьёзным. «Неужели выпытывать что-нибудь будет?» — мелькнуло в голове у Костяшкина. Но она ни о чём не стала его спрашивать. — Может быть, ты уже и сообразил это сам, но, может быть, и нелишне сказать тебе вот что… — Ксения Николаевна остановилась в затруднении, потянула к себе газету, взяла толстый синий карандаш (им она, вероятно, подчёркивала в ученических тетрадях ошибки и ставила отметки) и провела на белой полосе вверху газеты прямую линию. — В твоём возрасте человек часто находится на развилке дорог. Он выбирает не только будущую профессию, не только определяет своё призвание — к чему стремиться, но и ещё одно — каким путём идти. — Ксения Николаевна провела вторую линию, перпендикулярную первой. — Есть путь честный. Есть путь недостойный. Тех, кто идёт по этим разным путям, — Ксения Николаевна прикоснулась графитом к перпендикулярным линиям, — разделяет пропасть, которая ширится очень быстро. Костяшкин смотрел на синие линии. Продолжаясь в пространстве, они бесконечно удалялись одна от другой. На уроке геометрии это было ему совершенно безразлично. Сейчас это странным образом касалось его, поистине к его жизни относился небрежный чертёжик… — Если человек ушёл по дурной дороге недалеко, то может несколькими прыжками, что ли, вернуться на честный путь.И вот сейчас, стоит тебе захотеть, ты можешь на него вернуться очень быстро… Но с какого-то момента это будет поздно сделать. (63)И тогда возвращение займёт годы. Ксения Николаевна обращается к нему теперь напрямик. Некто из геометрии, че-ловек вообще исчезли, учительница сказала просто: ты… Хотя Костяшкин с самого начала понимал, что о нём, о его судьбе идёт речь, но всё-таки залился краской. Он предпочёл бы говорить о себе в третьем лице. Он тогда решился бы, пожалуй, спросить — будто из праздного любопытства, — как это можно вернуться на честный путь очень быстро… — Сейчас от тебя для этого требуются только желание и воля. Костяшкин спохватывается: влип! Надо отпираться: «Я ничего не сделал, Ксения Николаевна…». Но он говорит совсем другое. — Думаете — стоит захотеть?..
Молния- молния, что?, женский род, 1 склонение, Именительный падеж, ед.число
раскат-раскат, что? муж.род, 2 склонение, Именительный падеж, ед.число
грома-гром, чего?, муж.род, 2 склонение, Родительный падеж, единственное число
Раз приставка
окончание нулевое
основа все слово
веш корень
ива суффикс
ет тоже
и это глагол