<span>Настоящее имя этого человека было Евграф Иванов; но никто во всем околотке не звал его иначе как Обалдуем, и он сам величал себя тем же прозвищем: так хорошо оно к нему пристало. И действительно, оно как нельзя лучше шло к его незначительным, вечно встревоженным чертам. Это был загулявший, холостой дворовый человек, от которого собственные господа давным-давно отступились и который, не имея никакой должности, не получая ни гроша жалованья, находил, однако, средство каждый день покутить на чужой счет. У него было множество знакомых, которые поили его вином и чаем, сами не зная зачем, потому что он не только не был в обществе забавен, но даже, напротив, надоедал всем своей бессмысленной болтовней, несносной навязчивостью, лихорадочными телодвижениями и беспрестанным неестественным хохотом. Он не умел ни петь, ни плясать; отроду не сказал не только умного, даже путного слова: все «лотошил» да врал что ни попало — прямой Обалдуй!</span>
Повествовательное, невосклицательное, простое, распространённое, двусоставное, полное, осложнено однородными сказуемыми и деепричастным оборотом.
(Т. к. оно простое - оно не может быть сложносочинённым!)
[ L._I, = -, = и = ].
вола под лодкой черная. Настроение отличное. Лес кругом страшный, корявый. Вода в реке черная.
В древних рукописях первая буква нового абзаца была особенной – красивой, крупной, нередко с завитками и узорами, и непременно отмечалась красной краской. В рукописных книгах она наносилась киноварью (краской). Если летописец или переписчик умел рисовать, ему доверяли изобразить букву самостоятельно. Ежели склонности к рисованию у него не наблюдалось, он оставлял пустое место, а букву потом рисовал художник.