Я стою під дощем. Навколо мене немає жодної людини, а я чекаю. Чекаю,
коли під вагою теплих крапель жовто-червоний кленовий лист впаде мені
під ноги і весь залитий сльозами бездушно видихне останню порцію
спогадів про тепле літо... Він падав дуже довго, кружляючи в повітрі,
мов не хотів лежати на землі, а бажав залишитися на тонкій гілочці
дерева. Де-не-де ще залишались зелені листочки, але красива осінь вже
вишивала клени червоним, жовтим, срібним, золотим. Листочки ніби
просили: «Виший нас зеленим, нам хочеться жити». Але осінь все далі й
далі тягла золотаву нитку. Проте дерева хапалися за кожний листок, бо не
хотіли скидати свій наряд.
Дмухнув теплий вітер, переплутав моє волосся, схопив мене за
руку й повів кудись далеко-далеко. «Я не хочу йти», — кричала я йому,
але вітер впевнено підштовхував мене все далі й далі. Я йшла по листю,
воно котилося переді мною, ніби вказуючи дорогу. Нахиляючись і хапаючи
перші-ліпші листочки, я все заглиблювалась у парк, аж доки не дісталась
до невеличкого озерця, що сховалось у самому куточку. Воно не було
спокійним, як влітку. Розбурхане осіннім дощем, кидало свої хвильки на
берег. Вони бились одна об одну і аж постогнували. Раптом вітер вщух на
мить, і втомлені хвилі заспокоїлись, зупинили свій біг. Плесо озера
стало темним і гладким, тільки листочки, що так привітно підстрибували
переді мною щойно, нерухомо лежали на воді. Всіх розквартирувала хазяйка
Осінь.
<span>Скворцы отдыхают целый день! </span>
Стихотворение адресовано критику, поэту и личному другу Баратынского П. А. Вяземскому. И поэтому одной из центральных тем становится тема дружбы. Но произведение интересно не просто как дружеское послание, а как открывающее лирический цикл «Сумерки» .
В самом начале произведения автор говорит о том, что в лирическом цикле “отразилась жизнь моя”, поэтому в этом стихотворении лирический герой неотделим от автора. Тут же он даёт оценку минувшим годам жизни: “исполнена тоски глубокой, // Противоречий.. . // любви высокой... ” Его жизнь неоднозначна, в ней было место и любви, и слепоте, она полна “противоречий”.
Лирический герой противостоит судьбе: он одинок, но в своём одиночестве счастлив (“счастливый сын уединенья”), потому что он поэт, один из “звёзд разрозненной Плеяды”. Он творец вымышленного мира, он далёк от суетного света (“позабыл, как бы во гробе.. . // шумный свет... ”), но ушёл от него самостоятельно и добровольно. И в своём уединении он не хочет отдаляться только от адресата, который мыслится и как друг, и как учитель (“и дружбы кроткими лучами, // И светом высшего огня... ”). Только за него он “возносит молящий глас” и к нему стремит “заботливые взгляды... ”
Неслучайна рифма: песнопение – дуновение. Она отсылает нас к более раннему стихотворению «Чудный град порой сольётся» (1829).
Так мгновенные созданья
Поэтической мечты
Исчезают от дыханья
Посторонней суеты.
Мы опять встречаем тему зыбкости вдохновения. В данном случае “посторонняя суета” — это “дуновенья, // Которым в море бытия // Послушна наша ладия... ” Также в стихотворении видны романтические ценности — красота, любовь, — которые присутствовали в жизни автора. Идея двоемирия выражена не очень ярко, но всё же Баратынский указывает на другой мир, мир горний, мир провидения, способный управлять нашими судьбами. Лирический герой не стремится к идеалу. Он может сам его создать, как “создал Лету”. Поэт становится творцом мифологического мира. Человек, становясь равным Богу, забывает о себе и хочет “отвлечь судьбы суровой // Удары грозные” от друга. Он простил всем: “злобе, безумству” — и живёт в своём мире, в созданной им Лете.
Сила есть ума не надо вот помойму)