Если бы знали власти Франции и администрация города Парижа, задумав устроить грандиознейшую Всемирную выставку, связанную со столетием Французской революции, что страна получит новый символ, по одному названию которого её будут узнавать во всех уголках планеты!
Но не знали, просто хотелось поразить величием весь мир, поэтому и предложили Гюставу Эйфелю довольно известному инженеру, построить башню, которая превзошла бы высочайшее творение рук человеческих тех лет – Вашингтонский монумент (169 метров).
Эйфель внёс на рассмотрение проект 300-метровой башни из железа, который был принят. Башня задумана устроителями мероприятия как сооружение временное, выполняющее роль своеобразной арки, ведущей на саму территории выставки… Но, поразив воображения как хозяев, так и гостей, осталась надолго, продолжая восхищать и ужасать всех тех, кто впервые её видит, вот уже более 125 лет.
– Ну и причём тут башня Эйфеля? – спросите Вы. – Вопрос-то вовсе не о ней!
Так-то оно так, но, если бы не эта башня, вряд ли появилось у нас выражение «гвоздь программы»!
Я обнаружила два объяснения причин появления в языке нашем данного выражения, и оба они связаны с сим чу́дным (чудны́м) металлосооружением, из-за которого писатель Мопассан предпочитал обедать в ресторане этой башни, ибо лишь из его окон не было видно сего уродства Парижа – именно так воспринимал литератор башню, построенную по проекту Эйфеля.
Первое объяснение. Выражение связано с внешним видом башни, которая, как кому-то привиделось, похожа на гвоздь. Но сколько я ни вглядываюсь – похожести гвоздя и башни не наблюдаю, да и весьма трудно было бы забивать гвоздь, расширяющийся к своему основанию (шляпке), во что бы то ни было: неведомый нам изобретатель гвоздя был человеком умным, поэтому предусмотрел всё: шляпку с одного конца сего предмета, по которой удобно бить молотком, а в случае необходимости вынуть забитый гвоздь не менее удобно подхватить его за эту шляпку щипцами или кусачками; заострённый конец, противоположный концу со шляпкой (тоже хорошо – гвоздь легче забивается в твёрдую древесину) и прямое, а вовсе не расширяющееся кверху тело.
Так что сходства Эйфелевой башни с гвоздём, которое отмечается чуть ли не в каждой статье, объясняющей происхождение выражения «гвоздь программы», я не вижу.
Второе объяснение. В позапрошлом столетии лексема «гвоздь» в нашем языке была однозначной и даже в переносном смысле не употреблялась, тогда как французское словцо «clou» не только обозначало металлический стерженёк со шляпкой, но и потреблялось в значении переносном:
На Всемирной выставке 1899 года таким самым-самым, поражающим воображение, оказался вход, выполненный в виде гигантской металлической башни, под аркой которой предстояло пройти каждому посетителю мероприятия.
Во французском же есть оборот со словом «clou» – «clou de la saison» – со значением «самое главное, значительное в сезоне, в программе».
Семантической калькой этого «clou de la saison» и стало наше выражение «гвоздь программы», употребляющееся в значениях:
Синонимическое выражение «гвоздь сезона» в языке нашем тоже существует.