<span>1. Остап и Андрий - сыновья Тараса Бульбы. 2. Различие Остапа и Андрия: а) Внешность; б) Отношение к учебе в брусев; в) Поведение в брусе; г) Отношение к военному делу; д) Отношение к товарищам; е) Отношение товарищей к ним; ж)Смерть Остапа и Андрия. 3. Отношение к героям.
В повести Тараса Бульбы первыми героями повести стали Остап и Андрий. Когда им исполнялось 12 лет их родители отдали в Киевскую академию. Два брата, но у них разные взгляды на жизнь, разные характеры. Старший, Остап, с детских лет отличался «тяжелым и сильным характером». Он не хотел учиться, учеба казалась ему скучной и неинтересной. Четыре раза закапывал в землю свой букварь. Только под угрозой отца он остался в бурсе. Остап чтил традиции дедов и отцов и мечтал продолжить их. Поэтому он принимает обычаи и принципы запорожского быта. Он был надежным товарищем, всегда одним из первых, «приходивших под знамена предприимчивого бурсака, и никогда, ни в каком случае, не выдавал своих товарищей». Остап никогда не просил о помиловании. Смутить его и заставить склонить голову могли только слезы матери, они «душевно трогали его». Остап видит мир суровым и простым. Есть враги и друзья, свои и чужие. Его не интересует политика, он прямодушный, отважный, верный и суровый воин. Младший его брат Андрий - полная противоположность Остапу. Он охотно и без напряжения учился в бурсе, был изобретательнее своего брата. В бурсе он часто затевал всяческие авантюры и ловко уходил от наказания. Андрий выделялся среди товарищей по бурсе своей смышлёностью, ловкостью и силой, его часто выбирали предводителем «довольно опасного предприятия». Характером Андрий тоже отличался. Он был мягче брата, более романтичен, тонко чувствовал красоту. Часто он бродил по тихим улочкам, мечтал, любовался цветущими вишневыми садами. Он наделен более важным качеством — смелостью совершать самостоятельные поступки. С самой ранней юности Андрий начал ощущать «потребность любви». Полюбив польскую женщину Андрий готов ей служить до последней капли крови и совершив преступление, переходит на сторону врага. Ради любви он согласился оставить: дом, родных, друзей, отчизну. Для себя он посчитал более важным спасти любимую девушку и из-за любви предает свою Родину. Два брата стали врагами и погибли братья разной смертью. Остапа казнили поляки, сожгли заживо. Даже на костре он не дрогнул, лишь искал глазами отца, хотел, чтобы тот знал, что не посрамил сын казацкой славы, не уронил своей чести. А Андрия убил родной отец, не вынесший позора сына. Один погиб за Родину, другой – за свою любовь. Можно по-разному относиться к Остапу и Андрию, но нельзя не признать, что их судьбы одинаково трагичны.</span>
Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Речь зашла об одном из соседних помещиков. «Дрянь, аристократишко», — равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
— Позвольте вас спросить, — начал Павел Петрович, и губы его задрожали, — по вашим понятиям слова: «дрянь» и «аристократ» одно и то же означают?
Они спорят.
— Аристократизм, либерализм, прогресс, принципы, — говорил между тем Базаров, — подумаешь, сколько иностранных… и бесполезных слов! Русскому человеку они даром не нужны.
— Что же ему нужно, по-вашему? Послушать вас, так мы находимся вне человечества, вне его законов. Помилуйте — логика истории требует..
Павел Петрович обвиняет базарова.
воскликнул Базаров. — Народ полагает, что когда гром гремит, это Илья-пророк в колеснице по небу разъезжает. Что ж? Мне соглашаться с ним? Да притом — он русский, а разве я сам не русский?
— Нет, вы не русский после всего, что вы сейчас сказали! Я вас за русского признать не могу.
— Мой дед землю пахал, — с надменною гордостию отвечал Базаров. — Спросите любого из ваших же мужиков, в ком из нас — в вас или во мне — он скорее признает соотечественника. Вы и говорить-то с ним не умеете.
Материализм который вы проповедуете был уже не раз в ходу и всегда несостоятелен.
— Опять иностранное слово! — перебил Базаров. Он начинал злиться, и лицо его приняло какой-то медный и грубый цвет. — Во-первых, мы ничего не проповедуем; это не в наших привычках…
— Что же вы делаете?
— А вот что мы делаем. Прежде, в недавнее еще время, мы говорили, что чиновники наши берут взятки, что у нас нет ни дорог, ни торговли, ни правильного суда…
1)Прощение царя с царицею2)Царица родила дочь3)Смерть царицы4)Женитьба царя5)Но царевна молодая тихомолком расцветая6)Разговор с зеркальцем7)Приказ чернавке связать царевну и оставить под сосной8)Жалость чернавки к царевне9)Ложь чернавки царице10)Отправка Королевича Елисея в дорогу11)Уборка царевны в доме12)Вход в дом семи богатырей13)Богатыри принимают царевну14)Братья выезжают погулять15)Предложение царевне выйти за одного из них замуж16)Отказ царевны в предложении17)Появление бабушки во дворе18)Угощение яблоком царевне за её доброту19)Отравление царевны20)Возвращение братьев домой21)Похороны царевны22)Поиски Елисея 23)Обращение к солнцу24)Обращение к месяцу25)Обращение к ветру26)Елисей едет к невесте27)Оживление царевны28)Венчание Елисея и царевны
Школьная пора моей жизни делится на два основных периода: до публикации
моих стихов о любви и после их публикации.
Будучи семиклассником, я написал о том, сколько счастья приносит
человеку любовь. Мама прочитала стихи, вынула из пластмассового футляра очки
и еще раз прочитала.
- Откуда ты взял, что любовь приносит счастье? - спросила она.
Я знал, что маме любовь счастья не принесла. Избегая вопросов о моем
отце, которого я ни разу в жизни не видел, мама с нарочитой гордостью
сообщала: "Я мать-одиночка!" Сообщала так, как если бы, подобно Менделееву,
в одиночку создала невиданную таблицу. После ее сообщений люди молча,
глазами и мимикой, выражали убеждение, что воспитывать ребенка вместе с
отцом - занятие странное и нелепое.
Хотя мое восторженное отношение к любви вступило в конфликт с маминым
жизненным опытом, она все же перепечатала у себя в поликлинике стихи на
пишущей машинке.
- Как подписать? - предварительно спросила она.
- Александр Гончаров!
- А может, все-таки... Саша Гончаров? Или Саня? И указать номер школы?
- Любовь и номер?! - воскликнул я. - Припиши еще, что я учусь в седьмом
классе!
- Александр Гончаров? - раздумывая, переспросила мама. И закурила. -
Такое имя и такая фамилия в литературе ко многому обязывают. Скромно ли
будет?
- Брать псевдоним тоже нескромно, - ответил я. - Для этого надо быть
писателем.
То ли имя подействовало, то ли фамилия, но через месяц стихи были
напечатаны в вечерней газете.
Можно сколько угодно проработать инженером или врачом, и никто не будет
по этому поводу останавливать тебя во дворе или кричать в лифте. "Ну,
молодец!" Меня ощупывали любопытными взглядами. "У них, у поэтов, это рано
начинается!" - доверительно пояснила наша соседка по квартире, приобщаясь
чуть-чуть к моей славе.
Я знал, что любовь обязана приносить людям радость. Иначе зачем она?
"Правда, по отношению к маме... она не выполнила своих обязанностей", - с
грустью констатировал я.
Угадав мою мысль, мама сказала:
- Любовь не звучит в сольном исполнении. Здесь нужен дуэт.
Я понял, что мамина любовь была одинокой солисткой.
- Но в результате родился ты! - сделала открытие мама. - Значит, любовь
и мне кое-что принесла. Как я раньше до этого не додумалась?
Мама все делала обстоятельно, несуетливо. Так она и рассуждала сама с
собой. Она постоянно следила за тем, чтобы содержание (манера мыслить,
общаться и действовать) не противоречило форме, то есть ее внешности,
которая была солидной и даже, как говорила она сама, фундаментальной. И
голос не отрывался от формы: он был низким и хриплым. Мне не нравилось,
когда мама называла его "прокуренным". Приятней было, когда говорили, что у
мамы контральто. Слова ее не слетали с языка, а возникали откуда-то из
глубины и потому звучали веско, продуманно. А мамино лицо я не берусь
описать... Это было лицо моей мамы. Вот и все.
Хоть я был у мамы единственным - безусловно, первым и, безусловно,
последним - ребенком, ее вполне можно было назвать матерью-героиней: она
рожала меля трое суток.
- Это был подвиг! - говорила врач-акушер, которая стала первой
свидетельницей моего появления на свет.
Уже почти невесомая, чуть-чуть покосившаяся на левый бок старушка, она
обладала такими снайперски проницательными глазами, что при ней можно было
не произносить слов: она все предвидела и обо всем догадывалась заранее.
В утро моего рождения она догадалась, что мама больше терпеть не может.
- Придется прибегнуть к щипцам, предложила я Маше, - вспоминала
Александра Евгеньевна. - А она не позволила. Хотела, чтобы ты вступил в
жизнь, так сказать, естественным образом. Да что говорить... Героиня!
- Подвиг... Героиня... Что вы, Александра Евгеньевна! - без всякого
кокетства возражала мама. - Обычное бабье дело. Вы от меня трое суток не
отходи