Я считаю, что каждый сознатетльный человек должен чтить память героев, благодаря которым мир сегодня не полыхает в огне войны. Они отдали свою жизнь во благо Родины, что несомненно достойно глубачайшего почтения. В этом и заключается бессмертие героического подвига, совершенного настоящими патриотами своей страны. Они сумели отложить все на второй план идя защищать будущее граждан страны ради мира и содружества. Каждый из нас должен жить так, чтобы не было стыдно пред теми, кого навеки забрала война. Люди, остановим все войны на земле во имя будущих поколений, чтобы счастливо жили все народы! Пусть охватит планету мир и покой, пусть исчезнет оружие, уничтожающее красоту созданную человеком! Это важно для нас и наших потомков. Память о пламенных годах войны должна стать предостережениям для новых конфликтов, которых не должно появиться. Вечная память героям за их бессмертный подвиг, которым они обеспечили наше мирное существование сегодня...
В образе Лизы собраны все национальные черты русской девушки. Она мила, скромна, учтива.
Симпатию в ней вызывает искренний порыв чувств к молодому человеку. Любовь эта чистая, непорочная.
Уважения достойна ее верность Эрасту, она не согласилась выйти замуж за другого. Так же уважения достойно ее отношения к матери, как трепетно она ухаживает за ней и считается с ее мнением.
Посочувствовать можно тому, как в последствии с ней обошелся Эраст. Это жестоко и несправедливо по отношению к девушке. Лиза верила ему, а он отверг ее (не смог поступить иначе).
Бедная Лиза посчитала себя опозоренной и закончила свою жизнь трагически (утопилась). Эраст до конца своей жизни теперь не сможет простить себе этого поступка, ведь на его руках смерть молодой девушки.
Рассказчик вспоминает, как шли они по большой дороге, а в молодом березовом лесу поблизости косцы косили и пели. Это было очень давно. И та жизнь, которой жили все в то время, уже не вернется никогда.
Кругом были поля. Старая большая дорога, изрезанная колеями, уходила в бесконечную русскую даль. Солнце склонялось на запад, впереди серело стадо овец. Старик-пастух с подпаском сидел на меже. Казалось, что нет никакого деления на время в этой забытой — или благословенной — богом стране. А косцы шли и пели среди этой вечной тишины, и березовый лес отвечал так же легко и свободно.
Косцы были дальние, рязанские, проходившие через эти земли на заработки, подвигаясь в более плодородные земли. Беззаботные и дружные, не обремененные ничем, они были «охочи» до работы. И одеты они были добротнее местных.
Неделю назад рассказчик проезжал верхом и видел, как они косили в ближнем лесу. На работу они заходили пополудновавши: сладко пили из деревянных жбанов родниковую воду и бодро сбегались к месту. Косы пускали враз, играючи. А потом он видел их ужин, когда они сидели возле потухшего костра и таскали из чугуна куски чего-то розового. Приглядевшись, рассказчик с ужасом понял, что ели они грибы-мухоморы. А те только посмеивались: «Ничего, они сладкие, как курятина».
Теперь они пели: «Ты прости-прощай, любезный друг!» и продвигались по березовому лесу. А рассказчик со спутником стояли и слушали, понимая, что им никогда не забыть этого предвечернего часа, а самое главное, никогда не понять, в чем прелесть этой песни.Материал с сайта http://iEssay.ru
А прелесть была во всем — и в звучности березового леса, и в том, что песня эта не существовала сама по себе, а была тесно связана с их мыслями и чувствами и с мыслями и чувствами рязанских косцов. Чувствовалось, что человек настолько наивен в неведении своих сил и талантов, что стоит только немного вздохнуть, как весь лес тут же отзовется в ответ на песню. В чем еще было очарование этой песни, ее неизбывная радость при всей ее будто бы безнадежности? В том, что человек все-таки не верил, да и не мог верить в эту безнадежность. «Ах, да все пути мне, молодцу, заказаны!» — говорил он, сладко оплакивая себя. Но не плачут сладко и не поют своих скорбей те, которым и впрямь нет нигде ни пути, ни дороги. «Закатилось мое счастье, — здыхал он, — темная ночь с ее глушью обступает меня», — и так кровно близок он был с этой глушью, живой для него, девственной и преисполненной волшебными силами! Всюду для него был приют, ночлег, чье-то заступничество, чей-то голос, шепчущий: «Не тужи, утро вечера мудренее, для меня нет ничего невозможного, спи спокойно, дитятко!» И из всяких бед человека, по вере его, выручали птицы и звери лесные, царевны прекрасные, премудрые и даже сама Баба-Яга. Были для него ковры-самолеты, шапки-невидимки, текли реки молочные, таились клады самоцветные, от всех смертных чар были ключи вечно живой воды. Прощал милосердный бог за все посвисты удалые, ножи острые, горячие…
Еще одно было в этой песне — это то, что хорошо знали и мы, и они, эти рязанские мужики, в глубине души, что бесконечно счастливы были мы в те дни, теперь уже бесконечно далекие — и невозвратимые.
Ибо всему свой срок, миновала сказка. Настал конец, предел божьему прощению.