<span>Чимиге - универсальное агентсво. Починит кран, найдет ребенка, разбереться с толпой. Все короче хорошо. Чимиге Чикармикуни Манами Фамидом, Слушай. Занге Ранге Братан, Занге Ранге</span>
«Алые паруса» — это повествование о возвышенной мечте и поэтической любви двух верящих в чудеса людей. В то же время, сам автор называет свое произведение феерией, повестью-сказкой, а значит, описанные в ней события никогда не могли произойти на самом деле. С этим мне никак не хочется соглашаться. Разве не могла жить на свете девушка со светлой поэтической душой, больше верящая в добро и любовь, чем в окружающие ее непонимание и серость? Разве не жил никогда любящий мечтать юноша, чье сердце с детства принадлежало морю, и разве не мог он, став взрослым, осуществить задуманное давным-давно? И разве не могли они встретиться: верящая в чудо и ищущий эту веру, ожидающая свою судьбу и сумевший сам стать судьбой — Ассоль и Грэй? Может быть, звали их по-другому. Может, Ассоль была дочерью не моряка а лесоруба, а Грэй — не наследником знатного рода, а бродячим сказочником, как собиратель песен и легенд Эгль. Все это не имеет значения, когда есть люди, способные самоотверженно любить, самозабвенно мечтать и всем сердцем верить в чудо.
<span>Светлое и радостное чувство остается в душе, когда дочитываешь «Алые паруса» . Взрослых это чувство возвращает в детство, а детей убеждает, что чудеса в их дальнейшей жизни зависят от них самих. Вот почему у этого произведения никогда не будет равнодушных и зевающих читателей. </span>
На маленьком досаафовском аэродроме мальчишку знали все: планеристы, инструкторы шоферы и хромой сторож дядя Костя.
Первый раз его увидели весной, когда начались пробные полеты. Мальчик стоял недалеко от мотолебедки и смотрел, как длинными крыльями рассекают воздух зеленые "Приморцы". С тех пор он приходил почти каждый день. Сначала его прогоняли: просто так, по привычке, как гоняют любопытных мальчишек, чтобы не мешали серьезному делу. Потом к нему привыкли.
Он помогал курсантам подтаскивать к старту планеры, пристегивать парашюты, расстилать и свертывать белые полотнища посадочных знаков.
Вечером вместе со всеми мальчик сидел у костра. Над аэродромом висело, опрокинувшись, темно-серое, с синим отливом небо. На северо-западе приподнимала сумерки желтая закатная полоса. Крикливые поезда проносились за темной рощей, и от их железного гула вздрагивали одинокие звезды. Курсанты пекли картошку, накопанную на соседнем огороде, инструктор Григорий Юрьевич рассказывал о своей службе в полярной авиации.
А мальчик ни о чем не говорил. Он только слушал и постоянно думал об одном и том же.
Долгое время мальчик не решался попросить, чтобы его взяли в полет. Когда он, наконец, сказал о своем желании, ему, конечно, отказали.
В этот день он больше ни о чем не просил. Назавтра он сказал Олегу — одному из наиболее опытных планеристов:
— Даже собаку катаете, а меня нельзя?
Он имел в виду Мирзу, маленького шпица, на счету которого было не меньше десятка полетов.
— За собаку отвечать не придется, — ответил Олег.
Через неделю, сломленный ежедневными просьбами, Олег сказал Григорию Юрьевичу, что хочет прокатить мальчишку. Тот разрешил.
На следующее утро мальчик пришел на аэродром так рано, что даже дядя Костя еще спал. Только через три часа появились планеристы. Еще через полчаса пришел моторист лебедки. Потом вывели из ангара недавно полученный планер. Каждый был занят своим делом и никто не замечал, как вздрагивал голос мальчишки, когда он старался подавить волнение.
— Сначала я полечу один, — сказал Олег, надевая парашют. — А тебя возьму во второй раз.
На другом конце аэродрома загудела лебедка, трос натянулся, и планер взмыл по крутой траектории.
И вдруг кто-то очень спокойно, как показалось мальчику, произнес:
— Не может отцепиться.
Планер был уже над самой лебедкой, но трос все еще удерживал его. Мальчик представил, как в кабине Олег судорожно дергает черный рычажок, чтобы освободиться от троса. На другом конце поля заметалась фигурка машиниста. Он хотел обрубить трос и не мог найти топор. Планер вошел в крутое пике, затем у самой земли сделал штопорный виток и как-то наискось врезался в огородные гряды за аэродромом.
Мальчик стоял с побелевшим лицом, стоял неподвижно и слышал, как отовсюду наваливается тишина, плотная, словно ватное одеяло. И только когда, взревев, промчались мимо него мотоциклы с инструктором и курсантами, он очнулся и побежал. Впервые мальчик почувствовал, какой все-таки огромный этот маленький аэродром. Когда мальчик, задыхаясь, подбежал к упавшему планеру, Олега уже увезли в больницу.
На следующий день мальчик не пришел на аэродром.
Он появился через четыре дня и сказал планеристам:
— Я в больнице был. У Олега ребра сломаны и рука. И сотрясение мозга было. А сейчас ничего...
— Ничего? — усмехнулся Григорий Юрьевич, который тоже был в больнице.
Мальчик потупился. Потом тронул инструктора за рукав.
— Олег долго пролежит, — тихо сказал он. — Можно мне с кем-нибудь полететь? Можно, а?
Григорий Юрьевич долго смотрел на мальчика, слегка наморщив лоб. Потом он сказал:
— Ты здесь крутишься столько времени... Как хоть тебя зовут?
— Антон, — хмуро сказал мальчик.
— Смотри-ка ты... Совсем крылатое имя.
— Почему?
Он тут же понял почему: на краю аэродрома стрекотал мотором другой "Антон" — маленький АН-2.
Григорий Юрьевич взглянул на часы.
— Иди к Мише Крылову, — сказал он. — Пусть он даст тебе свой парашют.
Степкакоторому хотелось приключений. Он был в какой-то мере практичным, именно он организовал путешествие и занимался сборами. Среди детей он оказался лидером, которого слушались и даже боялись прекословить. Если бы не хитрость Ляли, неизвестно, куда бы Степка ушел.
Минька был также не прочь поиграть, но как ребенок быстро уставал и ему надоедало то, что связано с большими трудностями. Он подчинялся Степке, и под конец похода был уже не рад, что в него отправился. Минька был немного наивным, например, чтобы пойти в поход подарил Степке ножик, хотя его и так бы взяли.
Ляля была сестрой Миньки и старше его на два года. Поэтому Ляля была самой разумной в этой компании и во многом благодаря ей все кончилось благополучно.